Богова делянка - Луис Бромфилд Страница 9

— Никто ваше имущество в сарае не тронет, — сказал священник, но человек отворил дверь и вышел. А вернувшись, сказал:

— Кто его знает. Вещи исчезают иногда прямо как по волшебству.

Он поежился, пошел к очагу и встал там, тощий и долговязый, освещенный сзади пламенем.

— Вы ужинали? — спросил Полковник.

— Да. Я себе поставил за правило у людей не одолживаться.

Полковник взял кувшин вина:

— Выпейте, сразу отогреетесь.

— Нет. Спасибо за предложение.

— Ну смотрите, вино хорошее… А может, коньяку? — Полковник говорил любезно, словно это был не блокгауз, а его собственный дом и он потчевал случайно заглянувшего гостя.

Но человек отказался.

— Спасибо. Не пью. На вино можно все деньги просадить, стоит только начать. Я пока что держусь. А вот ключевой водицы я бы выпил.

В обращении Полковника проглянул легкий холодок. Он указал на жестяное ведро, из которого торчала ручка ковшика. Человек по фамилии Бентэм напился из ведра и затем, словно это была не вода, а кое-что покрепче, разговорился, и голубые глазки его, посаженные слишком близко на длинном лице, заблестели.

Он рассказал им, что приехал на Запад потому, что края тут необжитые, тут человеку предоставляется возможность начать жизнь сначала и сколотить состояние. На Востоке времена трудные В Новой Англии коробейником не проживешь. И фермеры и батраки — все без денег сидят. Здесь, в новых краях, тоже ни у кого нет денег, но здесь дело другое. Здесь людям, хочешь не хочешь, приходится товары покупать, потому что без них не обойтись: нитки там и пуговицы, всякую домашнюю утварь, ситец, и спрос все время возрастает, вместо того чтобы падать. К тому времени, как этот район прилично заселится, у него будет достаточно денег, чтобы создать солидное дельце. А вы знаете, сколько можно заработать на гроссе костяных пуговиц в краю, где этих пуговиц днем с огнем не сыщешь.

Он продолжал говорить, словно завороженный зрелищем этих будущих доходов, но Полковник и священник почти не слушали его. Время от времени Полковник спохватывался и начинал изображать на лице интерес, будто до сих пор не мог отделаться от иллюзии, что он у себя дома и что это его гость, но на деле не слышал ничего из того, что рассказывал пришелец. Отец Дюшен и не пытался притворяться заинтересованным, он сидел, уставившись в огонь, и ни разу даже глаз не поднял на рассказчика.

— По моим расчетам, если не случится ничего непредвиденного, к пятидесяти годам я буду богатым человеком. Да, край тут хоть куда!

Иезуит медленно поднялся и сказал:

— Скоро мне выезжать.

И при звуке его голоса незнакомец спросил:

— Вы что, француз?

— Да.

— Католик?

— Да.

— Я так и подумал. Не повезло вам — такой превосходный край упустили.

Иезуит ничего не ответил ему, и, увидев, что и Полковник встает, коробейник шагнул вперед, преграждая им путь.

— Минутку, джентльмены. У меня есть кое-что показать вам. Серебряные пуговицы для жилета. Тончайший шелк на шейный платок. Платки носовые… Отменные товары, как раз для таких джентльменов, как вы, предназначенные.

С непостижимой быстротой он распаковал один тюк и приготовился разложить перед ними свои товары.

— Не беспокойтесь понапрасну, — сказал Полковник, — мне ничего не нужно.

Священник обошел его, направляясь к двери, и Бентэм, подняв глаза от тюка, сказал:

— Не упустите случая, джентльмены, потом жалеть будете. Взгляните только, какой прекрасный шелк — специально для таких джентльменов.

Полковник повернулся:

— Если вы на постоялый двор, мы покажем вам дорогу.

— Жалеть будете, джентльмены! — Потом вдруг природное чутье подсказало ему, что тут дело не выгорит, и он снова поднялся, распрямляя долговязое тело сустав за суставом, как складной аршин. — В мои расчеты не входит на постоялых дворах ночевать. У меня при себе куртка и вьюки есть. Прямо тут я и устроюсь на ночлег. Не одну ночь мне пришлось провести и не имея крыши над головой. Благодарю вас, джентльмены. Спокойной вам ночи!

— Спокойной ночи, — отозвался Полковник.

Дверь за ними захлопнулась, и они в молчании зашагали по прихваченной морозом грязи к бревенчатому дому с намалеванной на скорую руку маленькой вывеской «Постоялый двор Уэйлера». Яркий лунный свет освещал им дорогу. Молча дошли они до дверей. Волшебство вечера рассеялось бесповоротно, и внезапно оба почувствовали усталость.

Полковник распахнул дверь постоялого двора и вошел в общую комнату, где вповалку громко храпели двое его слуг, землемеры, торговцы пушниной и Хэлли Чемберс. Света не было, но догорающий огонь в очаге бросал отсвет в комнату. Когда священник затворил тяжелую дверь, они постояли, молча глядя друг на друга, и наконец Полковник сказал:

— Вы, наверное, выедете рано.

— Как только рассветет. Хочу попасть во Фримонт до заката.

— Я поеду с вами, провожу вас немного. — Он стал расстегивать камзол табачного цвета и вдруг сказал: — Хотел бы я снова стать молодым.

— Кто не хочет.

— Поехал бы и я с вами в Мексику.

На рассвете они поднялись, съели дымящийся завтрак, приготовленный им женой Уэйлера. Священник оседлал свою старую лошадь, один из слуг Полковника вывел Бэль, сытую и освеженную отдыхом, и они поехали вырубкой к просеке, откуда начиналась тропа, ведущая на север.

Стояло сияющее весеннее утро, чуть тронутое морозцем, и, пока они ехали, смутное подавленное настроение покинуло Полковника. Красивый и обильный край — невысокие горки, приветливые лесистые долины и взбухшие ручьи, бежавшие в берегах, поросших пушистыми вербами в цвету, и неправдоподобно яркая зелень заячьей капустки, пробивающаяся сквозь бурую прошлогоднюю листву. Они больше молчали, но Полковник видел, что его спутник грустит, и, как ему казалось, догадывался о причине.

— Что правда, то правда, край здесь замечательный, — сказал он, — но я читал где-то, будто Мексика вся окрашена в красную, золотую и фиолетовую краски, — и, не дождавшись ответа, сказал во второй раз: — Будь я помоложе, поехал бы я с вами…

Но сейчас, в сиянии чудесного утра, слова его прозвучали неискренно, и царапнула мысль, что приятель мог почувствовать фальшь. А в глубине души он сознавал, что, хотя все здесь ново и непривычно, его место здесь, в этом краю — ласковом, улыбающемся, плодородном, где человеку под силу создать новый рай, если только он будет достаточно добр и мудр. В той, другой стране — со всеми ее фиолетовыми и золотистыми пустынями — он будет всегда одинок и не у дел.

Дрозды прыгали по вытоптанной траве,