Богова делянка - Луис Бромфилд

БОГОВА ДЕЛЯНКА

Открытие Америки

Кто не знает, когда была открыта Америка? Спроси — и любой ответит, даже если и не помнит точной даты 12 октября 1492 года, — когда Христофор Колумб впервые увидел землю и сошел на берег, уверенный, что достиг Индии. Новый край сразу поразил воображение европейцев: диковинная растительность, невиданные звери и птицы, сказочные богатства — серебро, бирюза, жемчуг, и главное — золото. Золото, не хранимое в тайниках, а словно нарочно выставленное природой и людьми напоказ — приходи и бери. Но еще заманчивей, чем представшие взору сокровища, казались те, что лежали за горизонтом. Нужно было только узнать, где, какие. И вот в Испании, Португалии, Англии, Франции снаряжаются флотилии, корабли бороздят океанские волны, экспедиции продвигаются на запад, на север, на юг. Открытие Америки продолжалось, растянувшись на несколько столетий, вплоть до конца девятнадцатого века. Но даже когда были обследованы, нанесены на карту и описаны самые далекие, самые труднодоступные из ее уголков, открытие Америки не закончилось, хотя характер его за истекшее время совсем изменился.

Вначале понятие «знать» было равносильно здесь понятию «владеть», и потому в обратном направлении, в Старый Свет, шли отсюда корабли, груженные награбленным золотом, ради обладания которым конкистадоры вырезали коренных жителей новооткрытого континента. Тех самых «дикарей», в которых много лет спустя передовые мыслители восемнадцатого столетия увидят воплощенный идеал «естественного человека». На этой основе создадут они затем свой идеал нового человека, в котором, по их убеждению, должна была осуществиться мечта о гармонии цивилизации и природы.

Да и сам Новый Свет, в особенности — в силу исторических условий — та часть его, из которой выросли современные Соединенные Штаты, стал казаться смотревшим на него из-за океанских далей жителям Старого Света землей обетованной, которая приютит бездомных, насытит голодных, укроет гонимых и всем даст свободную, достойную жизнь. Родилась «американская мечта».

Окрыленный ею, двинулся в Америку страждущий люд раздираемой социальными антагонизмами и застарелыми политическими распрями Европы. Причины были разные. Кого гнала нетерпимость правящей церкви, как шотландских пресвитерианцев или французских гугенотов. Кого — как, например, ирландцев, — национальный гнет. Кого — извечная спутница трудового человека — нужда. Но цель как будто у всех была одна: на этой новой, не обремененной пороками европейского общества земле создать совершенно новый мир, где всем будет обеспечен достаток, где все будут равны и свободны.

Казалось даже, что мечта эта получила реальную перспективу, когда после победного завершения войны за независимость в конституции Соединенных Штатов Америки — как стало именоваться новорожденное государство — было записано, что за каждым его гражданином признается неотчуждаемое право «на жизнь, свободу и стремление к счастью».

Однако между мечтой и действительностью пролегла пропасть. Парадоксы, которыми так богата история, с очевидностью проявились и здесь. Прибывшие сюда в поисках достатка отнимали земли у коренного населения — индейцев. Изведавшие на себе ужасы религиозных гонений сами превращались в гонителей, как свидетельствует о том «охота на ведьм», учиненная в Сэйлеме в конце семнадцатого века. Жаждавшие свободы благословили и учредили рабство. Неизбежно пришло имущественное расслоение, а вместе с ним неравенство, хотя в конституции говорилось: «все люди созданы равными».

Не все это было сразу же так очевидно, как теперь. Довольно долго трагическое столкновение мечты и действительности отодвигалось великим исходом на Запад, начавшимся едва ли не с первых дней существования североамериканских поселений. Покидая обжитой восточный край, вновь и вновь вступая в схватку с дикой природой, американские пионеры не просто покоряли бескрайние просторы континента, но и продлевали жизнь мечты, спасая ее от посягательств уродливой действительности. А вместе с тем стремительно приближали ее конец: ведь даже бескрайним просторам заранее положен предел — спасительный путь обрывался с выходом на побережье Тихого океана.

Путь на Запад был в то же время путем самопознания, во время которого уже не Старый Свет, а сама Америка одновременно и познавала и создавала себя. Освоение континента осуществлялось не только с помощью пионерского фургона, топора, прокладывавшего дорогу, плуга, поднимавшего целину. Рядом с ними, впереди них летела пытливая человеческая мысль, претворявшая исторический опыт в обращенное к миллионам слово, которое стало одним из главных средств продолжавшегося открытия Америки.

У русского читателя интерес к американской литературе зародился едва ли не с того момента, когда он получил возможность ознакомиться с нею. Горячо любимы были изданные на русском языке еще в первой половине прошлого столетия произведения Вашингтона Ирвинга и Фенимора Купера. Отрывки из книги Тейлора, который мальчиком был похищен индейцами и прожил с ними так долго, что забыл родной язык и утратил все привычки цивилизованного человека, перевел и прокомментировал Пушкин. С тех пор интерес к американской литературе никогда не охладевал. Последовали издания Марка Твена, Эдгара По, Готорна, Торо, Уитмена и с некоторым опозданием, как и в самой Америке, Мелвилла — всех тех, кто ныне почтительно именуется классиками. Наступил век двадцатый, и из книг О. Генри, Дж. Лондона, Драйзера, Шервуда Андерсона, Фицджеральда, Стейнбека, из пьес Юджина О’Нила и Теннесси Уильямса, из стихов Сэндберга и Фроста и многих других талантливых писателей мы узнали и о стремительности технического прогресса, и о затерянности человека в джунглях больших городов, о гигантском наращивании экономического потенциала и духовном оскудении и распаде личности, о «потерянном поколении», прожигавшем жизнь, обесцененную империалистической бойней, и о скитаниях по стране в поисках куска хлеба миллионов людей, выброшенных с капиталистического производства (будь то в городе или на ферме) кризисом 1929 года, о падении духовных ценностей и нравственной деградации как личности, так и всего общества, которым сопровождается накопление ценностей материальных, об униженности и бесправии негров, о продажности суда, о жестокости армейских порядков. За всем этим, безусловно, стоял воссозданный с неопровержимой достоверностью горький опыт нации. И все же, как ни важна она, одной достоверности было бы мало. Почти неизменно картину действительности оживляет, вдыхает в нее жизнь мысль писателя, пытающегося определить не только, что и как произошло, но прежде всего почему.

В первую очередь это «почему» касается американской мечты — почему, сулившая двести лет назад осуществление вековых чаяний народа, она потерпела крах?

Из представленных в книге произведений, пожалуй, наиболее прямо, может быть, даже прямолинейно ставится этот кардинальный для всей американской истории вопрос в «Ферме» Луи Бромфилда. Написанная в 30-е годы, когда всю страну, от одного побережья до другого, всколыхнуло мощное демократическое