Судьба Одина - Скотт Оден Страница 19

— Да, мои слова отскочили от отца, но они зацепили сына. Той ночью Трар выскользнул из дома, чтобы посмотреть, что мы замышляем за спиной его отца. Он видел огни чертога Манаварга; он слышал страстные слова Спутанного Бога; он пробовал соки с огромных блюд с мясом, которые приносили слуги Локи, — послед чудовищных детей Ангрбоды. Его кожа огрубела и потемнела, зубы стали острыми и крепкими, а глаза приобрели красный блеск хищника. Никакой яд или болезнь не могли причинить ему вреда. Он стал одним из каунаров, одним из избранных Локи. Одним из нас.

Он был всего лишь мальчиком. Перемена напугала его до смерти. Маленький ублюдок приполз домой той ночью и попросил прощения у своего отца. И старый Траинн, разгневанный этим предательством, схватил голову своего драгоценного Трара и сломал ему шею… обрек его провести остаток своих дней здесь, на Настронде, в ожидании эха Гьяллархорна и пламени Рагнарёка. С тех пор он на нас злится. Он подбирает скрагов и бродяг и учит их огню своей ненависти. Проклятый маленький поджигатель войны.

— Траинн, а? Случайно не родственник старого Наинна? — спросил Гримнир.

— Брат, — ответил Гиф. Его взгляд впервые встретился со взглядом Скади, и в нем промелькнуло узнавание. — Прошел волчий век с тех пор, как я в последний раз видел тебя, дочь Скэфлока. Где ты была все это время, а?

— Этот arsegót мне больше не отец, — сказала она, и в ее янтарных глазах вспыхнул огонь. — После своего предательства этот безответственный сукин сын продал меня вниз по течению реки, куда же еще! Вонзил мне нож в спину и бросил на растерзание Локейским ведьмам. Вот где этот тип нашел меня. — Она кивнула на Гримнира.

— Скэфлок умрет, клянусь Имиром! От моего клинка или от твоего! — сказал Гиф. — Что касается этих назойливых старых ведьм, я собирался выставить их за дверь и отправить обратно в Ётунхейм.

— Слишком поздно, ты, ленивый пьяница, — сказал Гримнир. Он искоса взглянул на Скади. — Вот эта, она хороша в бою.

— Ого! Она? Это высокая похвала, исходящая от таких, как ты! Идем, крысята, — сказал Гиф, закидывая руку на плечо Гримнира и жестом приглашая Скади следовать за ним. — Давайте выпьем, как в старые добрые времена, и вы двое расскажете мне историю о Риме, об отродье Ганга и о больших пальцах ётунских ведьм!

МЕРТВЫЕ ВЕРНУЛИСЬ.

Они вернулись к жизни — или к тому, что считалось жизнью на опустошенных берегах Настронда, — с изумлением и проклятиями. Они вернулись, затаив злобу — коварство в их черных сердцах порождало еще большее коварство; улыбаясь, они планировали следующее кровопролитие. Некоторые возвращались, все еще охваченные боевым пылом, кипя от нетерпения снова убивать и умирать. С ними справлялись их более уравновешенные товарищи, которые удерживали их, пока лихорадка не проходила.

Но все они вернулись к свету, к звукам раскатистого смеха и к только что откупоренной бочке эля.

В костровых ямах большого зала Ульфсстадира загорелись огни; горели лампы, рассеивая вечный мрак оранжевым, красным и желтым сиянием. За столом, ближайшим ко все еще пустым тронам двух королей, Балегира и Кьялланди, сидел одноглазый скрелинг, которого мало кто из них знал, и, запрокинув голову, ревел от смеха, рассказывая свою историю. Рядом с этим незнакомцем, попивая свой бокал с элем, сидела давно пропавшая дочь этого ублюдка Скэфлока, Скади, выглядевшая худой и растрепанной, но в остальном здоровой. Вокруг них уже собралась кучка парней, привлеченных как элем, так и словами незнакомца.

— Нар! Итак, эта маленькая птичка, — говорил он, — она размахивает саксом, словно пытается перерезать ветер, ее рука безвольна, как у рыбы без костей. Нет, нет… Выслушайте меня, вы, уроды! Она пританцовывает, переступая с ноги на ногу, как будто кто-то насыпал ей в туфли горячих углей. Но этот маленький кусочек весит всего сто фунтов и промокла до нитки! Все, что ей нужно сделать, это пролить мою кровь. Я пообещал, что, если она прольет кровь, я пойду и притащу ее потенциального любовника обратно в Храфнхауг, пока эти лишенные матери шведы не сделали из него прекрасную женщину.

Фо! Проблема в том, что эта маленькая птичка не смогла бы долететь до широкой стены медоварни! Только не так, как она прыгает и мельтешит. В общем, я чуть не выбил у нее из рук этот сакс и сказал ей то, что ты обычно говорил мне, старый придурок! Я сказал ей действовать целенаправленно, заставить своего врага увидеть то, что ты хочешь, чтобы он увидел… А потом я нанес ей удар, который мог бы парировать любой стоящий скраг.

— Ну, эта маленькая птичка… она думает об этом минутку, потом кивает мне. Затем мы снова начинаем царапаться, но прежде, чем я успеваю приблизиться к ней, она наклоняется, хватает носок и швыряет его мне в лицо!

Гиф чуть не лопнул от смеха. «Она пустила тебе пыль в глаза, да?» выдохнул он между приступами. Скрелинги вокруг них улюлюкали и хохотали.

Новоприбывший ударил по столу кулаком с черными ногтями.

— И, клянусь Имиром, она чуть не достала меня! Моя кольчуга удержала меня от того, чтобы съесть кучу вороньего дерьма и притащить обратно того важного засранца, за которым она охотилась.

— Что ты с ней сделал? — спросила Скади, сдувая с губ пену от эля. — С этой твоей маленькой птичкой?

Новоприбывший искоса взглянул на нее, его здоровый глаз был похож на тлеющий уголек.

— Она отвлеклась. Подумала, что пустила кровь. Отвела от меня взгляд, ища одобрения, самодовольная, как вам это нравится. Так что я проломил ей череп плоской стороной моего сакса.

Парни захихикали.

Новоприбывший внезапно повернулся и ткнул пальцем в Гифа:

— Эта маленькая птичка все еще жива, и по сей день! И все потому, что после этого твоя Халла вызвала ландветтира из глубин земли, чтобы он ее вылечил. Маленькой негоднице сто сорок пять лет, не меньше.

— Ха! Эта Халла всегда была хорошей девочкой. Что с ней стало?

Вновь прибывший сплюнул.

— Сын Наинна, этот мерзавец, Нали, выманил ее на солнечный свет. Но я вернул ему должок. Отплатил кончиком Сарклунга.

Гиф цыкнул зубом и кивнул, затем поднял глаза. В большом зале внезапно воцарилась тишина, когда из-за боковой двери раздался голос, похожий на звон колокола, глубокий и чистый:

— Сарклунг, ты сказал? Значит ты и есть тот самый Гримнир, которому достался мой старый меч, так?