Судьба Одина - Скотт Оден Страница 18

и снова только в том случае, если наши изрубленные трупы никогда не покинут почву Настронда. То, что ты сделал, короли и ярлы приберегают для худших из предателей, убийц и претендентов на трон. — Она ткнула большим пальцем в стену из отрубленных голов, все двадцать. — Отрубите им головы, бросьте их тела в воду, и они больше не вернутся. Никогда. Итак, ты убил его и лишил возможности на славу; отнял у него место на великом корабле Нагльфар, который выплывет в Рагнарёк и понесет нас в битву на равнине Вигрид. Вот почему Ганг жаждет крови: ты отнял у него любимого сына.

Гримнир присвистнул. Он искоса взглянул на Снагу и увидел злобный блеск в глазах скрага, торжествующую полуулыбку на его губах, хотя голова его оставалась опущенной.

— Это была его идея.

— Снаги? — Скади хмыкнула. — Меня это не удивляет. Он…

— Хватит! — взревел каунар, Бёльторн. Звериный шлем, скрывавший его лицо, придавал его голосу зловещий оттенок. — Ты, скрелинг! Ты сын Балегира по имени Гримнир?

— Что, если и так, негодяй? — Гримнир повернулся лицом к высокому каунару. — И что ты собираешься с этим делать?

— Лорд Манаварг объявил тебя вне закона, — ответил Бёльторн. — И врагом Каунхейма. Все, кто даст тебе приют, будут объявлены твоими сообщниками и столкнутся с гневом лорда Манаварга. Ты, крыса, сын Балегира, скоро узнаешь, что с Истинными Сынами Локи шутки плохи! Пойдешь ли ты со мной и предстанешь перед судом моего повелителя или обречешь себя и свою никчемную родню на наказание предателей?

Гримнир взглянул на Скади. Она пристально посмотрела на Бёльторна, ее янтарные глаза были холодными и хищными, как у кошки. Кости и бусины, вплетенные в ее волосы, звякнули, когда она обошла стол и приблизилась к тому месту, где стоял Гримнир. Она прошипела что-то ему на ухо.

Одно-единственное слово.

И Гримнир, не задавая вопросов, понял, какой тактики следует придерживаться.

Он повернул голову, его единственный красный глаз, пылая гневом, посмотрел на Бёльторна и скрага рядом с ним.

— Твой так называемый лорд Манаварг может поцеловать мою скрелингскую задницу, ты, надутый сын шлюхи, рожденной троллями! Он претендует на то, что не может удержать, и если он думает, что причудливые титулы и чистая кровь защитят его от моего топора, то он еще больший дурак, чем ты! Возвращайся к своим хозяевам, пес, и скажи им вот что: если Гангу нужна голова Гримнира, он может прийти и попытаться ее забрать! Скажи ему, чтобы он встретился со мной за этими стенами, когда пожелает, ибо я взываю к праву хольмганга! Испытание боем! Ты знаешь, что это? Хорошо! Пусть он встретится со мной клинок к клинку, и Имир решит, кто из нас достоин места на носу Нагльфара!

Словно в подтверждение своих слов, Гримнир услышал, как Бёльторн резко втянул воздух; стоявший в тени Снага вскинул голову, услышав этот звук. В глазах скрага был неподдельный страх. Позади себя Гримнир услышал щелчок тетивы и почувствовал, как мимо его уха просвистела стрела с широким наконечником. Прежде чем Снага успел отступить, стрела вонзилась ему в горло. Она пробила хрящи и кость и вышла на расстояние ладони из задней части шеи.

Изо рта Снаги хлынула кровь, и он рухнул на порог. Там он забулькал, отплевываясь, и умер.

Бёльторн не осмелился пошевелиться.

Гримнир услышал знакомый голос позади себя — голос, который он слышал только в своей голове последние шестьсот лет:

— Хорошо сказано, маленькая крыса.

Гримнир обернулся. Из дверного проема, сжимая в узловатых кулаках тяжелый черный лук, вышел Гиф, сын Кьялланди. Высокий каунар был одет в кольчугу и алую ткань, на груди его хауберка был выткан череп оленя из серебряной проволоки. Он был почти таким же, каким Гримнир его помнил: таким же худым и поджарым, как в юности, его костлявое тело было опутано канатами мышц и узловатыми сухожилиями. У него было продолговатое лицо с выдающимся подбородком и кожа светлее, чем у Гримнира: она была желто-серой, как хороший точильный камень, и покрыта шрамами, татуировками в виде рун и сигилами; еще больше татуировок покрывало его лысину, а бахрома волос, свисавшая над длинными ушами, была цвета бушующего моря и украшена дюжинами старинных костяных дисков и бусин из серебра, граната и малахита, на некоторых из которых были нанесены отметины занесенного песком Египта. Проницательные глаза горели, как угли, из-под густых бровей.

— Ха! Ты жалкий старый мерзавец! — сказал Гримнир, и его губы искривила искренняя улыбка. — Я все гадал, когда же с тобой столкнусь.

— Певцы гимнов наконец-то добрались и до тебя, так?

— Ага. На пути к этой выгребной яме, которую они называют Римом, не меньше! — Гримнир откашлялся и сплюнул. — Что здесь произошло? Вам, крысам, стало скучно, и вы решили порезать друг друга?

— Просто небольшая размолвка, вот и все, — усмехнулся Гиф, затем посмотрел мимо Гримнира на Бёльторна. — Ты получил свой ответ, свинья, — сказал он. — Иди и забери с собой этот кусок дерьма.

Лица Бёльторна было скрыто звериным шлемом, и никто не мог видеть его выражения; однако его глаза горели, а в жестах сквозило презрение, когда он отбросил белую стрелу и схватил мертвого Снагу за волосы. Он потащил скрага за собой, возвращаясь по своим следам к воротам Ульфсстадира.

— Ты пробыл среди мертвых всего несколько часов, а уже нажил врагов, да, маленькая крыса? — сказал Гиф, глядя на одноглазого сына своей старшей сестры. — Не то чтобы отродье Ганга этого не заслуживало. Если кто-то и заслуживал того, чтобы поплавать в Гьёлле, так это он. Но зачем связывать свою судьбу с шайкой Снаги? Ты же не променял этот глаз на мудрость, так?

— Нар! Этот я обменял на месть. Разгреб небольшой бардак Хрунгнира и отправил его бастарда в Хельхейм, в придачу. Не пытайся повесить это на меня! Это была идея этого проклятого скрага — бросить жабу в воду. Хотя, это была моя идея — отрубить ублюдку голову и нацарапать аргр у него на лбу.

Гиф взвыл от смеха.

— Аргр, а? — сказал он, когда к нему вернулось дыхание. Он положил свой лук на стол. — Круто. Послушай, маленькая крыса, не позволяй старому Снаге одурачить тебя. Он выглядит как сопляк, которому до зрелости еще далеко, но он самый старший из нас. Он твой двоюродный брат. В те дни он был известен как Трар Младший, сын Траинна, сына Трара Старшего. Его отец отказался от нашего приглашения, отказался даже вести переговоры с нами под сводами дворца Манаварга. «Он — Локи, — сказал Траинн, упрекая меня, когда