Судьба Одина - Скотт Оден Страница 10

— Говори потише, — прошипел Гримнир. — Ты из Ульфсстадира?

— Я это сказала? — Она резанула воду своим каменным ножом. — Фе! Убирайся отсюда, бродяга! Или останься и дашь этим треклятым ведьмам еще одного проклятого раба!

— Где они, эти твои ведьмы, а?

Она вздрогнула; расширенными от ужаса глазами она огляделась по сторонам.

— О, они здесь. Они обитают в темноте, всегда настороже. Они заметили твое появление, глупец. И ты привел их ко мне.

Гримнир фыркнул, но все еще держал руку на резной рукояти Хата.

— Значит, они тоже отметят мой уход, бесполезные ведьмы! Но что они будут делать, если я заберу их рабыню с собой, а? Вот в чем вопрос.

— Они убьют тебя, — тихо сказала она. — Убьют тебя и полакомятся твоей печенью.

Гримнир пожал плечами.

— Фо! Я уже мертв, так какое это имеет значение?

Блеск безумия сверкнул в ее янтарных глазах, когда она подошла ближе, забыв о кремневом ноже, лежавшем рядом с ней.

— О, ты дурак! Бесценный, бесценный дурак! Может, ты и мертв, но это не избавляет тебя от мучений. Представь, что ты возвращаешься сюда снова и снова, а твое тело, скованное цепями, лежит на дне колодца. О, ты будешь жить, да… то время, которое потребуется этим проклятым сестрам, чтобы снова утопить тебя! Или сжечь тебя. Или вырезать кровавого орла из твоей спины. Или вонзить тебе в глаза железные шипы… О, мой драгоценный дурак, если ты умрешь здесь, ты никогда не уйдешь. Ты будешь их игрушкой, пока Гьяллархорн не призовет нас на бойню!

Гримнир сжал челюсти, подавляя дрожь страха; сквозь стиснутые зубы он прорычал:

— Тогда нам лучше убраться восвояси, крыса, и не позволить этим твоим так называемым ведьмам поймать нас!

Она моргнула.

— Ты возьмешь меня с собой?

— Твой выбор. Ты хочешь остаться здесь их рабыней или хочешь обрести свободу?

— Свободу! — мгновенно сказала она. Ее янтарные глаза горели яростной решимостью, когда она подцепила большим пальцем край своего ошейника и потянула за него. — Срежь это железо с моей шеи, и я покажу тебе выход!

— Сначала назови свое имя, — ответил он. — Нар! Клянусь Имиром, я знаю тебя, но не могу вспомнить, откуда.

— Меня зовут Скади. Я умерла в Мидгарде, в горах Кьолен…

— В Оркхауге, — прервал ее Гримнир, когда звук ее имени прорвал плотину воспоминаний. В последний раз он видел ее лицо среди мертвых. — Двенадцать столетий назад ты была убита глубоко в горах, на перекрестке дорог под названием Эйнвиги, когда ты и несколько твоих товарищей пытались помешать этому проклятому змею Нидхёггу добраться до Зала Девяти Отцов. Ты была подругой по постели Хрунгнира до того, как он отплыл на кораблях волков в Эриу и погиб при Маг Туиред.

— Кто ты такой, чтобы помнить все это? Помнить то, что забыла даже я? — спросила Скади.

— Я брат Хрунгнира, меня зовут Гримнир.

— Я помню тебя. Тогда ты был совсем маленьким, — сказала она, затем схватила рабский ошейник на своей шее. — Освободи меня, Гримнир!

Скрелинг, однако, был настороже. У него возникло жуткое ощущение, будто злобная тварь, выслеживавшая его, расставила ловушку и теперь с неподдельным ликованием наблюдала, как он в нее угодил. Эта Скади, она могла быть приманкой… или она могла быть замешана в этом.

— Я сниму ошейник, когда мы выберемся из этой отвратительной долины. Возьми свой светильник и показывай дорогу.

— Они его увидят, — прошипела она.

— И что? Ты сама сказала, что они уже здесь! Фо! Я бы предпочел встретить их со светом у моего локтя, а не в кромешной тьме.

Ноздри Скади раздулись. Она подошла и схватила позолоченный гномий светильник. «Это не имеет значения», — сказала она. Затем, кивком головы, она велела Гримниру следовать за ней.

ПУТЬ, КОТОРЫЙ выбрала Скади, увел их от медлительного ручья и направил вниз по тропинке, протоптанной в земле за столетия использования. Она вилась вокруг стволов гигантских деревьев, ясеней и дубов, и по маленьким каменным мостикам, перекинутым через неглубокие ручьи; от некоторых пахло серой, а от других поднимался пар, как будто вода вскипала из самого сердца вулкана. По обе стороны густо росли бледные грибы, виднелись мертвенно-бледные цветы вонючего паслена и высокие пурпурные стебли волчьего аконита.

Пока они шли, Гримнир засыпал Скади вопросами о рабах — сколько их было и где их держали ведьмы? «И как тебя схватили?» — спросил он.

— Фе! Мой собственный отец это сделал, жалкий ублюдок! — прорычала она. — Его зовут Скэфлок. Некоторое время назад я приглянулась одному из парней Лютра, и Скэфлок решил обменять меня на более выгодную должность, а это означало, что мы сбежим из Ульфсстадира, повернувшись спиной к своему народу. Я сказал ему нет, а потом рассказала Гифу о том, что собирался сделать мой старый отец. Сын Кьялланди плохо относится к предателям крови, так что Скэфлок едва выбрался оттуда с головой на плечах.

— Что ж, мы все злопамятны, так? Я совсем забыла об этом старом ублюдке. Однажды я вышла за стены Ульфсстадира на охоту и свежевала оленя, когда этот вонючий оборванец и его новые приятели напали на меня и вонзили нож в спину! Злорадствовали по этому поводу, пока я лежала при смерти. Я вернулась сюда. Скэфлок бросил меня на съедение волкам, что было вполне справедливо. Меня нашли двое рабов, и в мгновение ока на мою шею надели кандалы, заставив работать, чтобы добыть себе ужин. Это было… — Она замолчала, подсчитывая в уме, — двенадцать смертей назад.

— Нас девять, — продолжила она. — Семь мужчин и еще одна женщина. Большинство из Скрелингсалра, хотя есть один конченый дурак из Каунхейма. Другая женщина из Ярдвегура, и она их любимица, эта ведьма. Они держат нас в длинном доме за ручьем, около которого ты меня нашел.

Пока Скади говорила, Гримнир не сводил своего здорового глаза с дороги, осматривая их тропу, ветви над головой и по сторонам. Он не видел ничего, кроме густых теней леса, поднимавшегося вокруг них в бледно-зеленом свете. Но он слышал звуки погони — треск веток, шелест опавших листьев, резкий стук когтей по камню… И ощущал дьявольское внимание, злобные глаза, наблюдающие, выжидающие.

Гримнир громко выругался:

— Почему они не нападут и не покончат со всем этим, эти твои проклятые ведьмы?

— И испортят охоту? — ответила она. — Ха! Локейские ведьмы любят выжимать из своей жертвы весь страх до последней