Записки придворного. Изысканные обычаи, интеллектуальные игры и развлечения итальянского общества эпохи Возрождения - Бальдассаре Кастильоне Страница 12

Мне хочется, чтобы он вел себя максимально осторожно и прилежно при посадке на лошадь, держась несколько поодаль от остальных, чтобы его можно было отличить, подобно Алкивиаду, превосходившему всех, где бы он ни оказывался.

Так, мне хотелось бы, чтобы наш придворный превосходил всех и даже тех, кто занимался этим профессионально. В Италии, где гордятся хорошей посадкой, умением управляться с поводьями и искусством укрощения диких лошадей и вольтижировкой, он должен быть первым в состязаниях. В турнирах и в искусстве защиты и нападения пусть выделяется среди лучших во Франции. В бросании палок, сражениях с быком, метании копий и дротиков пусть отличается среди испанцев. Если он хочет, чтобы его оценили по достоинству, то должен проявить себя во всех этих состязаниях.

22. Существует множество других упражнений, прямо и не связаных с использованием оружия. Едва ли не главным среди них я считаю охоту, которая редко напоминает войну. Это развлечение для правителей как нельзя лучше подходит для придворных, да и древние отдавали ему предпочтение.

Охотник должен хорошо плавать, карабкаться, бегать, бросать камни. Все эти умения важны не только на войне, но и для того, чтобы демонстрировать свою ловкость, стремясь заручиться всеобщим почетом, особенно среди широкой публики. И данный аспект нам следует обязательно учитывать.

Отметим и другое прекрасное искусство, весьма подходящее придворному, – это игра в теннис. В ней, как всем хорошо известно, проявляется координация, быстрота и гибкость членов, то есть все те качества, что находим в других упражнениях. Не менее высоко я ценю вольтижировку на лошади, возможно, занятие даже более трудное и утомительное, заставляющее человека двигаться более быстро и проворно. Кроме того, если легкость движений сопровождается грациозностью, то мне кажется, что в ней можно проявить себя лучше, чем в других видах упражнений.

Однажды проявив себя в подобных упражнениях, наш придворный совершенствуется в них, оставляя других позади. Однако такие занятия, как прыжки, хождение по канату, более присущи шуту, но не делают чести благородному человеку.

Поскольку никто не может посвящать себя подобным упражнениям постоянно, ибо это приводит к утомлению и уменьшает восхищение, обычно испытываемое к всякой редкости, мы должны всегда украшать нашу жизнь разнообразными занятиями. Соответственно и наш придворный должен обращаться к более спокойным и мирным занятиям, чтобы избегать зависти и забавлять себя тем, что приятно всем. Делая то, что и другие, он не должен избегать похвалы, удерживаясь от совершения глупостей. Пусть он смеется, шутит, подтрунивает, проказничает и танцует, однако таким образом, чтобы всегда выглядеть веселым и любезным, чтобы все, что он делает или говорит, было отмечено грацией».

23. Потом мессир Чезаре Гонзага заявил: «Хотя мы не должны прерывать обсуждения, я все же задам вопрос, после предыдущего выступления мессира Бернардо. Руководствуясь желанием покрасоваться, он нарушил правила нашей игры, задав вопрос, вместо того чтобы выступить против».

Тут выступила синьора герцогиня: «Вы видите, как одна ошибка порождает множество других. Пусть же будет наказан мессир Бернардо, первым подавший дурной пример остальным».

На это мессир Чезаре ответил: «В данном случае, моя синьора, меня следует освободить от наказания, в то время как мессира Бернардо следует наказать, как за его вину, так и за мою».

«Вовсе нет, – возразила синьора герцогиня, – вас обоих следует подвергнуть двойному наказанию. Его за попрание правил и за то, что заставил вас их нарушать, вас – за нарушение правил и за то, что последовали его примеру».

«Синьора, – ответил мессир Чезаре, – поскольку я еще не преступил закон, пусть накажут только мессира Бернардо, я же сохраню молчание».

И он действительно замолчал, тогда синьора Эмилия рассмеялась и молвила: «Говорите то, что хотите, с разрешения моей синьоры герцогини я прощаю его прегрешения, и пусть он продолжает грешить, но не сильно».

«Согласна, – подхватила ее слова герцогиня. – Но если вы беспокоитесь о меньшем наказании, то впадаете в заблуждение, думая, что добьетесь большего, оставаясь милосердным, вместо того чтобы быть справедливым. Ведь легко простить его означает не избавиться от дурного, которое совершили, переступив закон. Все же я не стану возражать, и пусть мой суровый ответ оставит в силе ваше прощение. Мы более не хотим слышать о вопросах мессира Чезаре».

По сигналу, поданному герцогиней и Эмилией, он тотчас продолжил свою речь:

24. «Кажется, синьор граф, вы несколько раз за вечер повторили, что придворному подобает следить за своими действиями, жестами, привычками, соблюдая грациозность. Кажется, данное качество вы считаете главным, без которого все другие качества истинного придворного ничего не значат.

Мне действительно кажется, что все должны согласиться с этим, само слово порождает значение, грация рождает изящество. Поскольку вы говорили, что иногда она является природным и небесным даром, даже если человек несовершенен, но при соответствующем уходе и стараниях он может сделаться более великим.

Тем, кто от рождения удачлив и одарен данным качеством, с кем нам довелось встречаться, нет нужды искать другого хозяина, потому что этот дар небес, несмотря на их настрой, возвышает их более, чем они хотели, и делает их не только приятными, но и выдающимися в глазах окружающих.

Не стану дальше это обсуждать, потому что не в нашей власти добиваться обладания подобными качествами. Но те, кто получили от природы слишком многое, должны проявлять прилежание и заботу, даже преодолевая боль. Хотелось бы мне знать, с помощью какого искусства, обучения или методики они приобретают подобную грациозность как в телесных упражнениях (которые так им необходимы), так и во всем другом, что они могут делать или говорить.

Следовательно, необычайно ценя подобное качество и будучи связанным обязательствами, какие синьора Эмилия возложила на вас, вы пробудили его во всех нас, удовлетворив нашу жажду познания».

25. «Я не собираюсь учить вас, – заметил граф, – как стать грациозными или приобрести другие качества, а лишь хочу показать манеры того, кто стремится быть совершенным придворным. Я уже говорил, что он должен уметь бороться, вольтижировать и знать множество других вещей. Впрочем, вы сами знаете об этом не хуже меня самого, зачем же я, никогда им не обучавшийся, стану вас учить.

Хороший солдат может сказать кузнецу, каким должно быть его вооружение, хотя не сможет показать ему, как его следует ковать или закалять. Так и я смогу сказать вам, какие манеры могут быть у совершенного придворного, но не смогу научить