Высокоученый Куинь и другие забавные истории - Н. И. Никулин

Высокоученый Куинь и другие забавные истории

© Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1973.

ВЬЕТНАМСКИЙ НАРОДНЫЙ ЮМОР

Неугомонный и остроумный весельчак Нгуен Куинь, родившийся в одной из деревень провинции Тхань-хоа и живший в середине XVIII в., о чем с несомненной достоверностью свидетельствует семейная хроника, конечно, не мог и вообразить, сколь велика будет его посмертная слава, не говоря уже о том, что, скромный обладатель ученой степени хыонг конга[1], он будет удостоен, но не феодальными правителями, а народной молвой, высшей степени чанга — «высокоученого» и станет знакомым сызмальства каждому вьетнамцу. И хотя, не в пример барону Мюнхаузену, не сооружен еще в родных местах памятник Высокоученому Куиню, каменная стела ему, как говорят во Вьетнаме, воздвигнута словом народным.

Высокоученый Куинь не единственный, но, пожалуй, самый известный из вьетнамских фольклорных героев, вокруг которых циклизовались анекдоты. Многие из этих героев принадлежат к феодальному образованному сословию — тогдашней интеллигенции, ученым-книжникам конфуцианского толка (вспомним, что Ходжа Насреддин был муллой, а таиландский Си Танон Чай — буддийским монахом). Среди малоимущей части этого сословия естественную почву находили оппозиционные идеи.

Некоторые циклы анекдотов «биографичны» и как бы прослеживают жизненный путь фольклорного героя от самого его рождения. Связь между отдельными анекдотами в циклах обычно непрочная, но они создают довольно целостный образ фольклорного героя. Вошедшие в эту книгу анекдоты отражают эпоху феодального Вьетнама, но различные циклы создавались в разные периоды. Далеко не все устные забавные истории, включенные в данную книгу, можно определить по их жанровой принадлежности как анекдот. Целый ряд устных рассказов тяготеет к более развернутым, чем анекдот, повествовательным формам. К ним следует отнести и некоторые устные рассказы, входящие в циклы.

Существует установившееся мнение, что цикл анекдотов о Высокоученом Куине оформился во второй половине XVIII в. Это было время бурных крестьянских выступлений, которые в конце XVIII в. вылились в тридцатилетнюю крестьянскую войну — восстание тэйшонов. Оно ликвидировало враждовавшие между собой феодальные клики — владетельных князей Нгуенов, правивших на Юге, и владетельных князей Чиней, правивших на Севере, которые ранее оттеснили от кормила правления императоров династии Ле, превратившихся в номинальных «праздных государей». Это было время, когда пошатнулись и основы феодальных порядков и авторитет конфуцианских морально-этических догматов, требовавших безоговорочно покорного послушания младшего старшему, подданного — монарху, сына — отцу, жены — мужу.

В среде образованного сословия наблюдался рост интереса к буддизму, который играл роль идеологии, оппозиционной официальному конфуцианству. Гуманистические идеи того времени обычно принимали буддийскую окраску. Рационалистическое стремление к познанию мира, усвоению европейских знаний, в корне противоречившее конфуцианской схоластике и характерное для той эпохи, сами деятели тогдашней науки не противопоставляли конфуцианству, а пытались представить как нечто, вполне совместимое с ним. Старое подтачивалось исподволь, новое облекалось в старые одеяния. Такая особенность идеологического развития находит отражение и в цикле анекдотов о Высокоученом Куине. Этот герой — человек, который, вступая в конфликт с властелином, формально остается почтительным верноподданным, уважающим феодальные установления и государеву волю. Иначе было и немыслимо свободное проявление личности в условиях восточной деспотии, господства мощного и всеподавляющего феодально-бюрократического аппарата.

У Высокоученого Куиня, как и у других его фольклорных «собратьев», есть излюбленные амплуа — рискованные и отнюдь не безобидные шутки над государями, наследниками престола, владетельными князьями и другими власть имущими. Но это смех человека, который стоит, склонив голову перед всемогущими повелителями, иначе ему эту голову снесет меч палача, и, внешне оказывая знаки почтительности, смеется, издевается над властелином, издевается умно, хитро, дерзко, изобретательно.

Хотя герой хитростью и мстит сам за себя, все же он унижен и вынужден разными уловками прикрывать и оправдывать свои «вольности». Куинь бесконечно далек от идеала верноподданного, одержимого желанием выслужиться перед повелителем: Куинь подвизается при дворах тогдашних правителей — владетельного князя Чиня и государя династии Ле, но он не проявляет рвения. Впрочем, он готов выручить озадаченного правителя, когда речь идет о патриотическом деле, — Куинь с охотой берется одурачить послов китайского императора и сановников «Поднебесной империи», чванливых и надутых, мнящих себя верхом совершенства и не допускающих тени сомнения в собственном величии и полном превосходстве над «варварами». Куинь, однако, своим остроумием и находчивостью умеет низвергнуть их с пьедестала, как, например, в анекдоте о встрече китайских послов на границе страны («Как Куинь послов встречал»), где, несмотря на двусмысленную юмористическую окраску, чувствуется гордость за свою страну и народ.

В таких анекдотах находит свое выражение свойственное вьетнамскому фольклору патриотическое начало. В коротком анекдоте «Впереди хозяин, а уж потом — гость» раскрывается своеобразно истолкованный народом сложный характер взаимоотношений небольшого государства, каким в XVIII в. был Вьетнам, с феодальными властителями соседнего Китая, от которых Куинь не ждет добра, даже будучи приглашенным на дружеский пир. Изысканно учтивый хозяин, вельможа китайского двора, готовит гостю гибель, но сообразительный гость, сохраняя любезный тон и не подавая вида, что он обо всем догадался, избегает опасности. Анекдот заключают полные иронии слова: «Так Высокоученый Куинь остался цел и невредим, побывав в гостях у китайского вельможи». Кстати, мотивы пира и смерти сближаются (что встречается в русском фольклоре тоже) и в заключительном рассказе цикла о Куине, рассказе, имеющем драматическое звучание, который явно выходит за рамки анекдота.

Появляющийся в цикле анекдотов о Куине образ Тхи Дьем, просвещенной и остроумной женщины, имеет в своей основе реально существовавшее историческое лицо — знаменитую поэтессу Доан Тхи Дьем (1705–1748). Хотя, конечно фольклорная Тхи Дьем от нее чрезвычайно далека, этот образ связан с возросшей ролью женщины во вьетнамском обществе и культуре XVIII в. Фольклорную Тхи Дьем скорее можно было бы сблизить с героинями стихотворных миниатюр поэтессы конца XVIII — начала XIX в. Хо Суан Хыонг, в которых ясно видны элементы городской народной культуры: соленое словцо, двусмысленная острота (многие стихи вообще двуплановы), даже закамуфлированное ругательство.

Характерная черта вьетнамской культуры того времени заключалась в обостренном внимании к поэтическому слову, а словесная игра, поэтические дуэли стали обычными в среде образованных людей. Это поощрялось и существовавшей тогда системой экзаменов на ученую степень, на которых обязательными были умение сочинять стихи и ритмическую прозу, начитанность в китайской классике и конфуцианских канонических книгах. Мания стихотворства, порождавшая поток эпигонских, подражательных, а то и просто пустых и глупых стихов, высмеивается в анекдоте «Как Куинь расплатился с лодочником». Именно интересом к стихам решил воспользоваться Куинь, воздвигнув посредине реки свою