История и миф - Юрий Викторович Андреев Страница 70

других древних поэтов. Можно объяснить это так, как делает, например, Классен, что Фукидид, признавая в целом авторитет Гомера как важного источника исторических сведений, мог сомневаться в отдельных (не самых главных) его свидетельствах, например в том, что Агамемнон дал 60 кораблей аркадянам, или же в том, что древнейшим населением Сицилии были циклопы и лестригоны. Едва ли, однако, все обстоит так просто, как думает Классен. Цитированное выше высказывание о Гомере в речи Перикла звучит достаточно категорично. Фукидид четко разграничивает здесь песни, с одной стороны, и факты, с другой. Можно думать, что Гомер, да и вообще вся греческая мифология, в глубине души не внушали Фукидиду особенного доверия. Как человек сугубо прагматического склада ума он должен был с пренебрежением относиться ко всей этой болтовне. В то же время он не мог вполне исключить ту возможность, что в мифах и у Гомера хотя бы в превратной, искаженной форме отразились какие-то подлинные факты. Сам Фукидид не имел особой охоты разбираться в том, где древние поэты говорят правду, а где они сочиняют, так как его собственные интересы лежали совсем в другой сфере — сфере современной (новейшей) истории, да, очевидно, и понимал, что это не всегда возможно. Но так как ему был нужен для его рассказа широкий исторический зачин, а кроме того, он знал, что бо́льшая часть его читателей еще продолжает слепо верить всему тому, что говорится в мифах, то он и решил, не вдаваясь в тщательное исследование каждого мифа и каждого предания, выбрать из них более или менее правдоподобные факты и попытаться сконструировать из них если не подлинную историю героического века, то по крайней мере приблизительную ее модель только для того, чтобы было с чем сравнивать события современности. «Археология», таким образом, представляет собой не столько исторический рассказ в том значении слова, которое вкладывает в это понятие сам Фукидид, сколько своеобразную фантазию на исторические темы — умозрительную конструкцию, в которой отдельные события изображаются так, как они могли бы происходить, но не обязательно — Фукидид понимает это — именно так и происходили. Можно сказать, что в «Археологии» автор несколько ослабляет узы своей собственной суровой методы, которая требует от историка неукоснительной честности перед читателем, и позволяет себе некоторую игру воображения. Но то же самое он делает и конструируя речи своих героев.

χαί έν τού σκήπτρου άμα τη παραδόσει...

σκήπτρου παράδοσις — под этим названием в древности были известны знаменитые строки II песни «Илиады» (100–109), в которых описывается «отеческий, нетленный скипетр Агамемнона»:

Говор унявши, как пастырь народа восстал Агамемнон,

С царственным скиптром в руках, олимпийца Гефеста созданьем:

Скиптр сей Гефест даровал молненосному Зевсу Крониду;

Зевс передал возвестителю Гермесу, аргоубийце;

Гермес вручил укротителю коней Пелопсу герою;

Конник Пелопе передал властелину народов Атрею;

Сей, умирая, стадами богатому предал Фиесту,

И Фест, наконец, Агамемнону в роды оставил,

С властью над тьмой островов и над Аргосом, царством пространным.

Царь, опираясь на скиптр сей, вещал к восседящим ахеям...

Строки эти всегда, и в древности, и в Новое время привлекали к себе пристальное внимание историков. Дело в том, что это один из тех крайне редких в гомеровской поэзии случаев, когда Агамемнон предстает перед нами во всем блеске своей славы и могущества, как настоящий «пастырь народов» и «владыка мужей» (ποιμήν λαών), как его обычно величает поэт. Чаще всего его фигура выглядит в эпосе далеко не столь величественно. Довольно жалкое впечатление Агамемнон производит, например, в I песни «Илиады», в сцене ссоры царей, и в той же II песни, когда обнаруживается его полная беспомощность и неспособность справиться с разбушевавшейся стихией солдатского мятежа.

Заметим также, что Гомер почти никогда не говорит прямо о какой-либо зависимости других ахейских героев от «владыки мужей». Напротив, Ахилл, Диомед и другие герои «Илиады» нередко подчеркивают в своих речах, что своим присутствием под стенами Трои они как бы оказывают любезность Агамемнону и делают это по своей доброй воле, а не потому что он их к этому принудил (здесь Гомер совершенно расходится с Фукидидом).

Пассаж о скипетре занимает поэтому совершенно особое место во всей «Илиаде». Две необычные черты обращают на себя внимание в том образе Агамемнона, каким его рисует здесь поэт. Во-первых, его власть носит здесь явно наследственный характер и получена не от кого-нибудь, а от самого Зевса вместе со скипетром, который является одновременно и символом, и гарантией незыблемости этой власти. Для Гомера такое представление о «царской власти милостью божьей» явно необычно и даже чуждо. Обычно цари получают свою власть (или почесть — γέρας, как выражается Гомер) от народа, который может ее и отобрать назад в любой момент. Сама гомеровская царская власть очень далека от монархии в обычном понимании этого слова. Скорее это власть выборного президента, стоящего во главе аристократической республики. К тому же почти в каждой гомеровской общине имеется обычно несколько человек, носящих титул басилея, т. е. царя, и всегда достаточно трудно бывает определить, кому из них принадлежит верховная власть. Так обстоит дело, например, на Итаке, на острове феаков, да и в ахейском лагере под Троей; как выясняется при ближайшем рассмотрении, существует аналогичная аристократическая форма правления, при которой власть находится в руках не одного царя, а целой коллегии басилеев, в которой Агамемнон занимает лишь место председателя, «первого среди равных». Любопытно, что царский скипетр, которому поэт в данном отрывке, казалось бы, придает такое исключительное значение, видя в нем символ нераздельной и наследственной царской власти, в других местах той же «Илиады» оказывается принадлежащим всей компании басилеев, возглавляющих ахейское войско, и как символ их совместной власти все время переходит из рук в руки, когда, например, басилеи выступают перед народом в собрании. В сцене «испытания войска» в той же самой второй песни «Илиады» Одиссей берет скипетр из рук Агамемнона и затем использует его как простую палку для того, чтобы навести порядок в войске и утихомирить крикунов. Этот эпизод отчетливо показывает, насколько чуждо было Гомеру представление о настоящем царском скипетре, переходящем по наследству из рода в род.

Вторая особенность пассажа о скипетре, резко выделяющая его в общем контексте гомеровской поэмы, состоит в том, что власть Агамемнона простирается здесь на какую-то очень большую территорию, тогда как власть рядового гомеровского басилея почти никогда не выходит за рамки небольшой городской общины — одного-единственного полиса. В царстве Агамемнона, если полагаться на то,