История и миф - Юрий Викторович Андреев Страница 69

некий индийский гость. Фукидид, таким образом, как бы приземляет миф, приближает его к житейской прозе, в которой успеха добиваются обычно не самые смелые и ловкие, а самые богатые. Кроме того, это дает ему возможность еще раз напомнить читателю свою излюбленную мысль о тесной связи богатства с политическим могуществом. Точно так же осовременивается и карьера сына Пелопа Атрея. Он добивается власти над Микенами не просто потому, что Еврисфей, отправляясь на войну, сделал его своим заместителем и наследником, а потому что обстановка в государстве была критической (микенцы ожидали нападения Гераклидов), а Атрей казался им человеком могущественным и, кроме того, как ловкий демагог, сумел «очаровать народ» и расположить его к себе. Все это очень напоминает карьеру какого-нибудь тирана, скажем, Дионисия Старшего, а Фукидид, несомненно, знал много примеров такого рода возвышения государственных деятелей и, очевидно, сознательно использовал их в своем анализе мифологической традиции.

Современные историки подходят к мифам о древних царских династиях Пелопоннеса, разумеется, уже с гораздо бо́льшей осторожностью, без той грубоватой прямолинейности, которая отличает приемы Фукидида. Они понимают, что подлинные исторические факты могли отразиться в мифах лишь в многократном преломлении, утратив многое из своего первоначального облика и приобретя новые черты, которых раньше у них не было, что авторы мифов не заботились ни о точной хронологии, ни о строгой согласованности отдельных событий между собой. Имея в виду все это, предпринимаются попытки вылущить из каждого мифа его историческое зерно. В качестве вспомогательных инструментов используются данные археологии, диалектологии, топонимики, ономастики, исторической этнографии и т. д.

Нужно сказать, что, несмотря на весь этот арсенал современных научных средств, о которых Фукидид не имел, конечно, никакого представления, ученым XX в. не удалось продвинуться особенно далеко в этом направлении. И ничем, кроме нескольких десятков более или менее правдоподобных гипотез, мы пока не располагаем. Политическая история Ахейской Греции пока не написана и вряд ли когда-нибудь будет написана. Загадкой остается прежде всего возникновение микенской цивилизации (ср. Блаватская) и ее основных центров на Пелопоннесе и в других местах. Хотя существует несомненная преемственная связь между микенской культурой, возникшей в конце XVII–XVI вв. до н. э., и более ранней так называемой среднеэлладской культурой, появление первых значительных памятников микенской цивилизации — знаменитых шахтовых могил — воспринимается историками как какая-то неожиданность, сюрприз, не вытекающий прямо и непосредственно из предшествующего развития. Для объяснения этого феномена обращаются к идее иностранного вмешательства, ориентируясь на прямые указания мифов, согласно которым основателями чуть ли не всех царских династий героического века были чужеземцы, в основном выходцы из Азии: Данай, Кадм, Пелоп и другие. Так, в мифе о Пелопе видят отголосок контактов, существовавших в микенскую эпоху между Балканской Грецией и Малой Азией (Анатолией), а также Сирией. По мнению Сп. Маринатоса, Шахермайра и некоторых других археологов, в XVII–XVI вв. в Грецию проникли с Востока воинственные пришельцы, сражавшиеся на боевых колесницах и сумевшие, несмотря на свою малочисленность, подчинить своей власти местное население. Предводители отдельных дружин этих лихих наездников укрепились в стратегически наиболее удобных пунктах на территории Пелопоннеса, например в Микенах и Тиринфе, и основали там свои разбойничьи гнезда. По происхождению эти люди были, как думает, например, Маринатос, арийцами (индоевропейцами), хотя среди них могли быть и отдельные семиты. Шахермайр думает, что это были гиксосы или выходцы из Митанни (Mitanni-Staat). Гипотеза эта кажется довольно соблазнительной, но пока что не получила никакого конкретного подкрепления в данных раскопок и поэтому не может быть принята безоговорочно.

В мифах говорится о двух царских династиях — Персеидах и Пелопидах, поочередно управлявших Арголидой, имея главную свою резиденцию в Микенах. Историки пытаются согласовать с этой схемой имеющийся археологический материал, предлагая все новые и новые комбинации. Так, одни думают, что периоду правления Персеидов соответствуют микенские шахтовые могилы (XVI в.), а Пелопиды, пришедшие к власти в XV в., начали хоронить своих покойников в более сложных толосных или купальных гробницах. Когда был открыт второй круг шахтовых могил (круг Б), немедленно родилась теория, что это было кладбище более древней династии Персеидов, а Пелопидам принадлежал ранее открытый круг шахтовых могил (кругЛ) в самой микенской цитадели (ил. 36). Наконец, существует мнение, согласно которому Персеидам принадлежала тиринфская цитадель (судя по данным раскопок, более древняя), а Пелопидам Микены (ил. 37). Каждая из этих гипотез имеет право на существование, но ни одна из них не может быть доказана как дважды два четыре, а пока что взаимоотношения между Пелопидами и Персеидами остаются весьма и весьма неясными, да и сам факт исторического существования этих двух династий никем еще не доказан по-настоящему.

ά μοι δοχεΐ Αγαμέμνων...

Фукидид снова возвращается к мысли, высказанной в начале главы: главной предпосылкой троянского похода было военное могущество микенского царя, который сумел поставить в зависимость от себя чуть ли не всех других греческих царей. В связи с этим Фукидид вступает в скрытую полемику с Гомером — своим главным источником, у которого несколько раз повторяется мысль, что другие ахейцы явились под Трою, чтобы угодить Агамемнону, оказать ему честь (как Ахилл: «чести ища Менелаю, тебе, человек псообразный» — II. 1,159 — ил. 38), причем сделали это добровольно, а некоторых, как, например, Одиссея, пришлось даже уговаривать. Фукидид решительно отвергает этот вариант, утверждая, что другие ахейские герои присоединились к Агамемнону не из угождения, а из страха (ού χάριτι τό πλείον ή φόβφ).

Ил. 36. Раскопки Шлимана шахтовых могил (круг А) Микенской цитадели.

На переднем плане — Софья Шлиман. Фото

Ил. 37. Галерея Тиринфской цитадели

Ил. 38. Золотая маска ахейского правителя («Маска Агамемнона»)

Φαίνεται γάρ ναυσί τε...

Имеется в виду то место в «Каталоге кораблей» «Илиады» (II, 576 слл. и 612 слл.), где говорится, что Агамемнон привел с собой под Трою сто кораблей (самый большой из всех греческих флотов) и еще 60 кораблей предоставил аркадянам, так как у них не было своих судов.

εϊ τω ικανός τεχμηρίωσαν

Это не единственное скептическое высказывание в адрес Гомера у Фукидида. Встречаются и другие, еще более резкие. Так, в речи Перикла (II, 41,4): «Нам нет никакой нужды ни в панегиристе Гомере, ни в ком другом, доставляющем минутное наслаждение своими песнями в то время, как истина, основанная на фактах, разрушит вызванное этими песнями представление». Высказывания такого рода странно не гармонируют с ясно выраженной в «Археологии» тенденцией к некритическому, без всяких оговорок использованию свидетельств Гомера и