Черное ожерелье - Шерхан Муртазаев Страница 11

После того, как городские власти взяли водоснабжение в свои руки, Ахан стал работать сторожем на водохранилище, неусыпно следил за его чистотой. Особенно строго смотрел он за тем, чтобы сюда не забрел скот, чтобы никто из проказливых глупцов не осквернил воду, предназначенную для людей. На первый взгляд кажется, что работы здесь никакой, но аксакал осознавал высокую ответственность. В строго установленные часы он подходил к хранилищу и сыпал в воду хлор. Потом садился на берегу и долго смотрел на горы, как старый беркут, который тоскует по своим скалам. Камни зовут старого проводника. Ему бы крылья! Он глазами покрывал расстояния. Вон Нартас, а вот и Кокжон… Старый беркут тосковал по прошлым дням, по своим друзьям-геологам. И долго сидел у воды.

Правду сказать, и друзья-геологи его не забывали. Когда приходилось Тимофею бывать в Шугле и ехать обратно, он обязательно навещал Ахана.

Однажды после обязательных расспросов о скоте, о доме, о здоровье геолог обратился к другу:

— Марзия поступила учиться?

— Нет, не смогла, вернулась, — ответил Ахан Тимофею Петровичу. — Видно, очень это трудное дело. Похоже, каждый своих лучших скакунов отбирает для этой байги. Трудно одинокому всаднику без поддержки, без болельщиков из своего племени. На полдороге останется такой. А свои подтянули бы за чембур, криками бы поддержали, камчой подстегнули бы уставшего аргамака.

— Да, это похоже, хотя и неверно, — кивнул друг, не зная, что сказать старику. — Болельщики должны бы со стороны смотреть, сердцем переживать, а не тянуть за чембур и не подгонять плетью. Однако… — Он задумался и долго сидел молча. — Ничего, Ахан! Посылай дочь к нам, нечего ей в ауле сидеть. Что ей дома делать, а? Пусть поработает. Работа коллектора тебе, я думаю, знакома? Справится и она. На учебу же в первую очередь берут тех, у кого стаж есть.

— Не дело это для девчонки, ой-бай, — нахмурился Ахан.

— Ну-у-у, — протянул Петров, — в тебе пережиток заговорил, бай. Брось ты это казахабайство! Пусть посмотрит, поучится у людей, потрудится бок о бок с ними. К тому же будет зарплату получать, деньги вам высылать. А за нее бояться тебе нечего. Я же буду рядом.

Ахан верил Тимофею, как самому себе. Старуха поворчала, да и замолчала под взглядом мужа. Марзия обрадовалась разрешению отца отправиться в лагерь геологов. У юности вообще не бывает будней. Мечется она, ищет себя, далеко залетает в мечтах, высоко парит. Никак не хотелось Марзии оставаться в ауле, особенно после того, как она не прошла по конкурсу в институт. То одна женге, то другая ущипнет, уколет:

— Эй, красавица! Говорят, ты стала профессором? Поздравляем тебя! Не пора ли замуж, коли все науки уже прошла?

— Поучилась ты важно. Теперь так и будешь сидеть на шее у стариков? Вон какая вымахала! Схватилась бы за чье-нибудь стремя да убралась бы из аула, не позоря других.

Марзия рада была уехать от всех этих злоязычных баб. Она с удовольствием села в крытую брезентом большую машину дяди Тимофея.

— Покажу тебе, дочка, места, где отец твой когда-то проходил, — говорил ей Тимофей Петрович.

Впереди лежал незнакомый запад. Небо покрыли тяжелые тучи, несущие холодный дождь. В одном месте лучи прорвали свинцовую пелену, и на притихшую землю брызнул свет. Яркие пятна побежали по темным склонам Каратау, осветили вершины, над которыми вдруг поднялись тонкие золотые дымы. «Не может быть, чтобы в этих горах не было золота», — подумала Марзия, жадно оглядываясь по сторонам. Ей не очень нравится, что здесь не отыскали золото, хотя и нашли фосфориты. Показалось, что геологи искали не там, где надо, и не так, как нужно. Теперь она сама едет к разведчикам богатств Каратау, и, кто знает, может, именно ей удастся отыскать золото.

Туча затянула прореху, и свет померк. Потемнели, помрачнели горы и скоро слили воедино небо и землю.

Водитель зажег фары. И вскоре в образованном ими белом холодном коридоре побежал испуганный тушканчик. Зеленым светом зажглись глаза филина, который злой тенью, тяжело улетая от человека, скрылся в темноте.

Марзии стало страшно.

* * *

Свет машины то падает вниз, то устремляется в небо, резко взрезая черный бархат ночи. Наконец во тьме показались смутно белеющие палатки. Машина стала. Водитель выключил мотор, но фары продолжали светить. Тимофей Петрович открыл дверцу кабины, и навстречу ему зазвенела гитара. Марзия узнала знакомую мелодию туша. Когда она следом за Петровым вылезла из кабины, гитара тренькнула и замолкла.

— Эй, Адиль! Уж не упал ли ты в обморок? Исполни же туш в честь нашей гостьи! — раздался чей-то громкий и чуточку раздраженный голос.

Марзия вся сжалась.

— Трудно это сделать, не зная, кого имеем честь встречать, — отозвался молодой баритон. — Здравствуйте, сестренка!

— Здравствуйте! — сказала девушка в темноту, где смутно качались какие-то странные фигуры. Привыкнув к темноте, она увидела, как кто-то долговязый не отрываясь смотрит на ее ноги. Ей стало страшно и стыдно. Она в смятении попыталась натянуть на колени платье.

Гитарист заметил нескромные взгляды товарища и толкнул его в бок.

— Ну, будет! Я же ничего, Адеке! — сказал долговязый виновато.

— Прошу знакомиться, друзья. Это Молдабекова Марзия Ахановна, — сказал Тимофей Петрович. — Она новый член нашей экспедиции. Коллектор.

Первым протянул ей руку долговязый:

— Аманкул Ахрапов.

Пальцы у него были тоже длинные, толстые и твердые, как рукоять камчи из арчового дерева. Он не сразу отпустил руку Марзии, придержал ее, чтобы пощекотать мягкую ладонь.

«Бессовестный!» — крикнула про себя Марзия и выдернула руку.

— Адиль, — сказал гитарист. У этого была широкая ладонь, открытая и дружелюбная.

Стоявший в стороне пожилой человек к ней не подошел. Он кивнул девушке головой, дернув остроконечной бородкой, и сказал:

— Здравствуй, родная! Не дочь ли ты Ахана, что из Сунге?

— Да.

— Э-э… Как себя чувствует отец? Здоров ли?

— Слава богу, здоров, неплохо чувствует.

— А ты, значит, решила его место занять? Здесь его работа, дочка. Немало он сделал. Это хорошо.

Марзия не поняла, шутит он или говорит серьезно. Главное — он знает отца и, наверное, не даст ее в обиду. Это обрадовало девушку. Хорошо, когда в незнакомом месте встречается человек, который знает твоего отца.

— А как же! — сказал долговязый Аманкул. — Скажем, в ауле дочь чабана наследует чабанский посох. Ей-богу, своими глазами видел такое на чабанском тое в Сарысуйском районе. А дочери геолога сам бог велел геологиней стать.

— Какой