Конвой - Станислав Васильевич Вторушин Страница 6

— А знаешь, что это за солдаты?

— Откуда мне знать? — пожал плечами Иван Спиридонович.

— Конвой, — сказал Долгопятов и откинулся назад, чтобы лучше рассмотреть, какое впечатление это слово произвело на соседа.

— Ну и что, что конвой? — не понял Иван Спиридонович.

— А то, что на фабрике делают зону, колонию строгого режима, — Долгопятов нагнулся почти к самому лицу Ивана Спиридоновича и тихо добавил: — Зэков хоронить на том кладбище будут. Самых отпетых уголовников. Убийц и насильников.

Иван Спиридонович отпрянул в сторону. Он слышал, что на месте фабрики, на которой раньше мыли золото, хотят построить то ли тюрьму, то ли колонию для заключенных. Но особого значения этим разговорам не придавал. Мало ли о каких прожектах ходят слухи. Когда закрыли рудник, поставлявший на фабрику золотоносную руду, говорили, что руководство области заключило контракт с японской фирмой на производство здесь современных пылесосов. Местная газета писала, что на фабрике побывали японцы. Она им понравилась. Но еще больше понравился город. В нем были и магазины, и школы, и у всех безработных свое жилье. Никакой инфраструктуры создавать не надо. Установил оборудование и гони пылесосы хоть в Европу, хоть в ту же Японию. В Рудногорске они будут в три раза дешевле, потому что здешним рабочим никто такую зарплату, как в Германии или Японии, платить не будет.

Но японцы как приехали с добрыми намерениями, так и уехали с ними же. Потом на фабрике хотели наладить производство автомобильных магнитол, затем одноразовых шприцов, чтобы наркоманы не заражали друг друга СПИДом. И эти намерения тоже оказались не более чем прожектами. Потому и не придавал Иван Спиридонович значения разговорам о колонии. А оказалось, что это серьезно.

Только теперь до него дошло, почему Екатерина Ивановна так переживала из-за того, что не смогла выхлопотать для Вари место на старом кладбище. Она знала, что на новом вместе с горожанами будут хоронить и уголовников. Понял Иван Спиридонович и то, для чего на кладбище сделали вторые ворота. В них удобно заезжать с фабрики, для этого не надо огибать все кладбище.

— Как же так? — сказал он, растерянно посмотрев на Долгопятова. — Кто же додумался открыть колонию без согласия жителей?

— Будет сейчас кто-то спрашивать твое мнение, — усмехнулся Долгопятов. — Оно даже Клюкину не нужно. Что уж говорить о тех, кто выше.

— Но мы-то не бессловесные твари. Не скотина какая-то.

Иван Спиридонович от возмущения заерзал на месте. Сама мысль о том, что рядом с Варей похоронят матерого убийцу, была ему омерзительна. Ни душа, ни сознание не принимали этого.

— А может, врут все это? — сказал он, с надеждой посмотрев на Долгопятова. — Ведь чего только не пытались организовать на фабрике.

— Врут? — саркастически усмехнулся Долгопятов. — Там уже забор высотой четыре метра строят. С колючей проволокой.

— Кто строит?

— Конвой и строит, — ответил Долгопятов

— Пойдем посмотрим, — сказал Иван Спиридонович, поднимаясь с крыльца.

— Прямо сейчас, что ли? — опешил Долгопятов.

— А когда же? — Иван Спиридонович резко встал. — Если построят забор, с нами никто разговаривать не будет. После драки кулаками не машут.

Долгопятов нехотя поднялся. Идти к бывшей фабрике у него не было никакого желания. Во-первых, это далеко. А во-вторых, бесполезно. Придут, посмотрят и уйдут не солоно хлебавши. Кто они такие, чтобы запрещать строительство? Смешно даже. Но отказываться было неудобно. Долгопятов понимал, почему переживает Иван Спиридонович. Поддержать его требовала совесть.

Когда они вышли из заросшего травой переулка и ступили на пыльную центральную улицу города, Долгопятов спросил:

— Ты Наташу Кораблеву помнишь?

Иван Спиридонович даже вздрогнул. Как же не помнить этот страшный в истории города случай, тем более, что на убитую Наташу наткнулся он сам. Эта картина и сейчас стоит перед его глазами.

Было это тихим сентябрьским днем. С тальников уже начали облетать узкие, похожие на птичьи перья, листья. Они долго кружились в воздухе, плавно покачиваясь и опускаясь на землю. Тропинка, по которой Иван Спиридонович возвращался домой из школы, шла через тальники, росшие вдоль берега ручья. От земли пахло сыростью и горьковатой листвой. Ему было приятно ощущать и остывающее, но все еще ласковое солнце, и этот горьковатый запах, и шорох листвы под ногами. Во всей природе ощущалась умиротворенность, и это чувство добра и покоя передавалось ему.

Он шел домой после школьных уроков в приподнятом настроении. Все ученики, словно сговорившись, отвечали сегодня на хорошо и отлично. А на перемене, обступив его, долго расспрашивали о подробностях похода Святослава на хазаров. В такие минуты он чувствовал себя счастливым. Если ученики не отпускают учителя с урока, лучшей награды за учительский труд нельзя представить. С этим ощущением радости он и шел домой. И вдруг услышал душераздирающий женский крик. Женщина кричала совсем рядом, за поворотом тропинки.

Иван Спиридонович сначала испуганно вздрогнул, потом кинулся на крик и, выскочив на полянку, увидел поразившее его своей жутью зрелище. У края кустов, неловко подвернув под голову руку, лежала залитая кровью школьница. Ее голова с перерезанным горлом была откинута назад, пропитанный кровью фартук походил на содранную кожу. Таких страшных картин Иван Спиридонович не видел даже во время войны. Платье девочки было задрано, маленькие белые трусики валялись рядом. Женщина, наткнувшаяся на нее, кричала от страха. Она смотрела на Ивана Спиридоновича, но не видела его.

Он инстинктивно кинулся к девочке, надеясь помочь. Но, увидев открытые стеклянные глаза, понял, что никакая помощь здесь уже не нужна.

Он узнал девочку. Это была восьмиклассница Наташа Кораблева, жившая на соседней улице. Сегодня утром она отвечала ему урок.

Она была жизнерадостной, красивой, уверенной в себе девочкой, с большими серыми глазами и гибкой фигуркой, уже начинавшей обретать очертания женственности. В последнее время Иван Спиридонович начал замечать, что она стала иногда уходить в себя, ее взгляд устремлялся куда-то вдаль, мимо доски и сидящих впереди учеников, а на лице появлялась таинственная улыбка. Столкнувшись в такие моменты взглядом с Иваном Спиридоновичем, она опускала глаза, а ее щеки становились пурпурными. Так бывает, когда девочка мечтает о своей первой любви.

Сейчас ее красивое лицо было матово-белым, губы в нескольких местах прокушены, подбородок измазан кровью. Иван Спиридонович подошел к ней, одернул платье и тут заметил портфель, торчавший между кустов. Очевидно, Наташа отбросила его, пытаясь защитить себя руками.

На поляне стали собираться люди. Неожиданно