Птенчик - Кэтрин Чиджи Страница 31

Эми расхохоталась:

— Видела бы ты свое лицо! — И добавила громче, снова ткнув меня в грудь: — И что ты там прячешь? Краденое?

На большой перемене я помчалась прямиком в школьную библиотеку. Сестра Бронислава кивнула мне из-за стойки. В глубине зала Доми расставлял по стеллажам возвращенные книги. Я нарочно задержалась у полок с детской литературой, а оттуда перешла в отдел “Наука” и стала листать книги о минералах, о лошадях, об электричестве, о звездах. Был там справочник деревьев Новой Зеландии, был даже атлас птиц, где, нажав на кнопку, можно услышать их голоса. Ничего по теме я не нашла.

Тут подоспела сестра Бронислава — должно быть, увидела, что я растерялась.

— Что ищешь, Джастина?

Доми стоял совсем близко.

— Хотела узнать, есть у вас книги про рак груди? — сказала я как можно тише.

Она знала, что случилось с моей мамой; она дала мне открытку с молитвой Деве Марии, когда мама умерла: Богоматерь в золотых одеждах стоит, опустив очи, ангелы коронуют ее золотым венцом, а против ее сердца распластал крылья белый голубь.

— Вряд ли тебе стоит об этом читать, — сказала сестра Бронислава.

— Но есть здесь такие книги?

— Нет, — ответила она, — таких не держим. А что бы ты хотела узнать?

— Мне сказали, что он по наследству передается.

— Это тебя запугать хотели, надавить на твое слабое место.

— Но это правда? Он заложен в генах?

Видно было, что она тщательно обдумывает, что сказать.

— Иногда болезни передаются по наследству, а иногда нет. Такие несчастья, беды — все это не в нашей власти. А то, что случилось с твоей мамой... Джастина, тебе всего двенадцать. Когда ты вырастешь, появятся такие лекарства, каких мы даже вообразить не можем. Каких только средств не будет! Нельзя, чтобы прошлое нас отравляло. Надо верить в будущее, в промысел Божий о нас. — Она вернулась за стойку.

Доми, уже с пустой тележкой, подошел расставить по местам все книги, которые я достала с полок.

— Мне вот эта нравится. — Он открыл атлас птиц. И стал нажимать на кнопки, и мы слушали зимородка, белоглазку, новозеландского туи, макомако.

Когда я в следующий раз пошла после школы убирать к миссис Прайс, она попросила вытереть во всем доме пыль — как следует, не тяп-ляп, не то что она. А ей нужно в супермаркет, и она все оставляет на меня, ладно?

Начала я с глухого конца изогнутого коридора — вытерла плинтусы и зеркало рядом с ванной, взобралась на табуретку, чтобы дотянуться до янтарной люстры, стала открывать двери и протирать каждую вдоль верхнего края. Одна из дверей — в гостевую спальню в конце коридора — оказалась заперта, и я просто вытерла дверной косяк. На первый взгляд все было чище, чем на самом деле, но тряпка покрылась пылью, точно обросла серым пухом. В спальне хозяйки я подняла с ночного столика телефон и протерла под ним, потом взялась и за сам аппарат — залезала в каждую дырочку диска, оттирала с трубки следы пальцев. Затем принялась за тренажер — вытерла изящный стальной корпус и резиновые подставки для ног, стараясь не зацепиться тряпкой за туго натянутые пружины. На туалетном столике от кружевных салфеток остались круглые ажурные следы, как снежинки из пыли. Я открыла ящичек с косметикой, потрогала коробочки с тенями, золотые тюбики помады. Потом полезла в комод.

Ящики были так набиты, что белье выплескивалось через край, само просилось в руки. Я взяла кофейного цвета бюстгальтер, совсем новенький, с ценником, и приложила к груди, потом другой, бирюзовый с черной отделкой, и такую же комбинацию, потом корсет на косточках, белый, как подвенечное платье. Миссис Прайс ушла не так давно, времени у меня было хоть отбавляй. Сняв школьную форму и простенький белый лифчик, я надела бирюзовый комплект. Меня пробрал озноб: это было все равно что спрятаться в чашечке цветка. Я нашла такого же цвета трусики — впереди бирюзовый лоскуток, а все остальное прозрачное, из черного кружева — и тоже надела. Комплект оказался великоват, но самую малость. Если принять нужную позу — чуть прогнуться, расправить плечи, выставить зад, — то сойдет. “Ну что, люди, — сказала я, глядя в зеркало на туалетном столике, — кто хочет кокосового мороженого?” Подошла к зеркалу, виляя бедрами, потом отступила, оглянулась через плечо. Оседлала тренажер и, схватившись за ручку, принялась жать на педали. А потом, не зная, куда себя деть, разлеглась на золотистых подушках. За окном на альпийской горке весело зеленели под полуденным солнцем кактусы, а на потолке сверкали блестки, словно золотые искорки в глазах Карла.

Я постаралась сложить в комод все как было и снова взялась за уборку. К приходу миссис Прайс я почти управилась в столовой.

— Поможешь занести покупки, моя хорошая? — попросила миссис Прайс.

В пакетах лежали овощи, виноград, бутылка вина, целая курица, дорогие сыры и шоколадные конфеты.

— Дом стало не узнать, — похвалила миссис Прайс. — Ты просто чудо.

— В дальней комнате убрать не получилось, — призналась я. — Это ведь гостевая спальня? Она заперта.

— Ах да, что ж я тебя не предупредила, — спохватилась миссис Прайс. — Там и не нужно убирать.

Она достала из бумажника двадцатидолларовую банкноту, протянула мне.

— Слишком много, — запротестовала я.

Но миссис Прайс настояла на своем.

Когда я вернулась домой, отец готовил картофельную запеканку с колбасой — мою любимую. Он уже несколько месяцев толком не стряпал. Стол он накрыл скатертью с ветряными мельницами, достал из серванта наш лучший фарфор, даже кольца для салфеток начистил. Мое было серебряное, 1872 года — ровно на сто лет старше меня. Отец подарил его мне на крещение, на кольце была первая буква моего имени, с затейливым изгибом, похожая на рыболовный крючок.

— Я хотел тебе кое-что сказать, доченька, — начал отец, и волосы у меня встали дыбом. Эти же слова, за этим же столом говорила мама, когда у нее случился рецидив. Я ждала, пока отец вытрет рот, хлебнет воды, снова утрется. — Я хотел тебе сказать, — продолжил он, — что завтра встречаюсь с Анджелой. С миссис Прайс.

Внутри у меня разверзлась черная пустота, страшная, сосущая.

— Это из-за краж? — спросила я.

— Что? Какие еще кражи?

— У нас в классе вещи пропадают. Ты же знаешь, это не я.

Отец улыбнулся.

— Что ты, ничего подобного. Она... она меня пригласила на ужин. Что скажешь?

— На ужин? — переспросила я.

— Да.

Я поправила скатерть возле своей тарелки, разгладила ажурные крылья мельницы, купы тюльпанов. На фоне синего голландского неба темнело застарелое пятно от соуса. Мысли мои уже летели вперед. Мы будем вместе ходить по магазинам одежды, вместе ездить отдыхать. Она будет красить мне ногти, водить меня в парикмахерскую. “Пора ей выбрать что-нибудь взрослое”, — скажет она, перелистнув страницу в журнале мод, потягивая со мной на пару диетический коктейль, после которого ни капельки не хочется есть.

— Джастина? — окликнул отец.

— По-моему, здорово, — отозвалась я. — И мне кажется, мама бы одобрила. — Я и впрямь в это верила. Сказала себе, что верю.

Отец выдохнул.

— Давай пока что никому не будем говорить, ладно? — попросил он. — Подумаешь, ужин. Кто знает, что из этого выйдет.

Я кивнула. Может быть, поедем все вместе в Австралию, познакомим ее с дядей Филипом, братом отца.