Птенчик - Кэтрин Чиджи Страница 32

— У тебя что-нибудь пропало? — спросил отец.

— Ты про что?

— Про школу. У тебя украли что-нибудь?

— Нет, — ответила я. Про украденную ручку решила не говорить. Так или иначе, она снова у меня.

Эми позвонила, когда мы домывали посуду — отец размахивал полотенцем, словно хлыстом, пытаясь шлепнуть меня по ногам, как в былые времена. Потихоньку-помаленьку, подумала я, он становится прежним.

— Кто вы такая? — сказал он в трубку. — Что вам нужно от моей дочери?

Старая дурацкая игра, но Эми всегда ему подыгрывала. “Я похититель драгоценностей, а она моя клиентка-богачка”, — отвечала она, или: “Я ее сестра-близнец, нас разлучили в детстве”, или: “Я частный детектив, мне нужно ее допросить”.

— Тебя спрашивает некая мисс Фан. — Отец передал мне трубку. — По-моему, темная личность. — Он отнес в гостиную наш лучший фарфор и убрал в сервант.

— Я звоню с телефона наверху, — начала Эми вполголоса. — Весь день не могла дозвониться. Ты куда пропала?

— Работала, убирала.

— А-а, это, — протянула Эми. — Ясненько.

Она никогда за меня не порадуется, подумала я.

— Что звонишь?

— Миссис Прайс воровка, — шепнула Эми.

— Что ты сказала?

— Миссис Прайс зашла сегодня в лавку...

— Можешь говорить погромче?

— Родители если услышат, с ума сойдут.

— Послушать тебя, так это ты с ума сошла, — сказала я. — Наверное, по наследству передалось.

— Она купила тыкву, картошку. Батат, виноград.

— Ну и?..

— Я на нее смотрела в кривое зеркало. Она подошла к полкам с импортным товаром. И прикарманила банку жасминового чая.

— То есть как? — Я посмотрела через стеклянную дверь в сторону гостиной, близко ли отец — вдруг услышит?

— А вот так: украла банку жасминового чая. Спрятала в сумочку — думала, никто не видит.

— Не верю.

— Я видела.

— В кривом зеркале чего только не покажется.

— Джастина, я же видела.

— Не может быть, — возразила я.

— Не может быть?

— Нет. Я ее покупки сама разбирала. — Я старалась не сболтнуть лишнего — вдруг отец услышит?

— Но чай был в сумочке — ее ты тоже разбирала?

— Нет, конечно.

— В том-то и дело.

— А когда ты родителям рассказала, что они? — Я так и не могла поверить.

— Я им не сказала, — призналась Эми.

— Что?

— Она увидела, что я на нее смотрю. Спрятала в сумочку чай, глянула в зеркало и увидела, что я смотрю. И вроде как кивнула мне — мол, не выдавай.

Я вертела в руках телефонный шнур, сплетала и расплетала.

— Странно все это очень.

— Это и было странно. Я не знала, что делать.

— Странно, потому что ничего такого не было.

— Не было? По-твоему, я выдумала?

— Не знаю. Я, пожалуй, пойду.

— Я пошла за ней следом, — поспешно добавила Эми. — Вышла за ней на улицу и взяла да и попросила, в лоб, открыть сумочку.

— Ужас!

— Она отказалась, я и говорю, что видела, как она взяла чай, и знаю, что она и в школе у нас крадет.

— Ужас, Эми!

— Она вцепилась ногтями мне в руку, обозвала меня сучкой. И велела смотреть за собой — если проболтаюсь, то пожалею.

— А это ты рассказала родителям?

Эми помолчала.

— Нет.

— Потому что ничего такого не было.

— Потому что думала... думала, они на меня будут злиться за то, что я поднимаю шум в школе. Им такого труда стоило нас сюда протолкнуть.

— Вообще-то не представляю, чтобы миссис Прайс такое сказала. Я, пожалуй, пойду.

— Чего не рассказала родителям? — спросил отец, когда вернулся на кухню.

— Ее травят в школе.

— Да, ничего хорошего. Хоть ты-то за нее заступаешься?

— Еще бы, — заверила я.

Язык во рту еле ворочался. Это все от новых таблеток.

На другой день в классе Эми снова завела со мной разговор об этом, но я отмахнулась.

— Все-таки когда в следующий раз к ней придешь, то поищи, — шепнула Эми. — Нашу банку жасминового чая. Ладно?

На большой перемене я, подсев к Мелиссе и Селене, смотрела, как мальчишки боролись на гигантских деревянных катушках — кто кого столкнет на землю. Рэчел выполняла поручения миссис Прайс и, убегая с площадки, победно улыбнулась мне, но я не расстроилась: я же работаю у миссис Прайс дома! А мой отец с ней встречается! Скоро ли можно будет всем похвастаться?

Я была рада за него — рада за нас обоих. В тот день в лавке вместо обычных поручений — вымыть купленный отцом фарфор и хрусталь, погладить старинные скатерти и ночные рубашки — он поставил меня за прилавок. Я принимала у покупателей деньги, заворачивала в папиросную бумагу покупки, пока он оценивал новый товар.

— Как думаешь, какая им цена? — Он показал мне дорожные часы. — Пятьсот?

— Больше, — ответила я, а отец засмеялся и написал на ценнике: 550.

Да, я была рада за него, но все равно в пятницу вечером, когда он пошел ужинать с миссис Прайс, я достала лампу черного света и полезла в мамин платяной шкаф. Такая у меня с недавних пор появилась игра: мысленно задаю вопрос и, закрыв глаза, направляю луч наугад. Какие слова выхватит луч, таков и будет мамин ответ.

— Ты одобряешь миссис Прайс? — тихонько спросила я.

И, зажмурившись, направила луч.

Кто вы? — вспыхнули мамины слова.

Отец вернулся домой, напевая под нос, а утром нажарил на завтрак блинчиков, как раньше, когда мама была здорова.

— Люди, — сказала в понедельник миссис Прайс, — мне очень жаль, что вор так и не сознался. У меня есть кое-какие мысли, но хотелось бы знать ваши.

Она попросила Катрину раздать листки, всем по одному. Рэчел нахмурилась: Катрине с недавних пор поручали все больше дел.

— Напишите, кого вы подозреваете, — велела миссис Прайс. — Как справитесь, сложите листки пополам, а я соберу.

Все взяли ручки, уставились на свои бумажки, точь-в-точь как на контрольной. Я достала из кармана ручку с парома. За окном клубились серые тучи, раскачивался на ветру канат на площадке. По ту сторону живой изгороди лежал монастырь с тихими опрятными кельями.

Миссис Прайс, прекрасная миссис Прайс, в узких джинсах, наблюдала за нами, примостившись на краешке учительского стола. На шее у нее блестело золотое распятие.

— Прошу вас быть честными до конца, — сказала она. — Не бойтесь.

Все уже писали имена. Я разглядывала родинку у себя на пальце, потом перевернула бумажку, словно надеясь найти на обороте ключ, подсказку. Бесполезно. Я бросила взгляд на Мелиссу, но та закрылась от меня ладонью. Эми сидела прямая как струнка, теребя хвостик косы, а бумажку уже успела свернуть. Миссис Прайс прохаживалась по рядам, собирая секретные записки, а за нею тянулся шлейф духов: жасмин и жимолость — тени летних цветов — и еще другая, мрачноватая нотка.

Ручка лежала в руке неуклюже — толстая, липкая, — но миссис Прайс приближалась, и нужно было написать имя, помочь ей.

Я написала: Эми.

Думаю, с той минуты возврата уже не было.

Глава 17

Несколько дней миссис Прайс не напоминала ни о кражах, ни о бумажках с именами. Мы не знали, что и думать. Говорила она уже с мистером Чизхолмом? А в полицию заявили?