Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы - Аттила Йожеф Страница 15

Призвав на помощь всю свою ловкость, Балинт с трудом протиснулся вперед. Он продвигался все дальше среди мечущихся людей, прижимаясь к стенам домов, используя все щели. Наконец, спустя две-три минуты он оказался на углу проспекта Андраши. Зубы его были сжаты, волосы мокры от пота. Навстречу, прямо к ним, бежал полицейский. На его лице черным пятном зиял открытый рот, но что он кричал, разобрать было невозможно. Высоко над головой он занес готовую для удара обнаженную шашку. Стоявшие в первых рядах с испуганными криками шарахнулись назад. Посреди улицы другой полицейский, пригнувшись к шее лошади, гнался за двумя рабочими. Его шашка опустилась на лысую голову одного из бегущих как раз в тот момент, когда другой, пеший, полицейский, бежавший по улице, оказался уже перед Балинтом. В следующее мгновение пожилая женщина, стоявшая рядом с мальчиком, отчаянно вскрикнула и упала как подкошенная. Балинт взглянул ей в лицо, которое тут же залилось кровью.

Не отдавая себе отчета в том, зачем он это делает, Балинт сжался в комок и подобно упругому мячу одним прыжком очутился на мостовой. Его охватила такая ненависть, что он, казалось, голыми руками мог разломить надвое ствол винтовки. Но мозг его не был затуманен. Оглядываясь по сторонам, чтобы предупредить всякое неожиданное нападение, медленной спокойной рысцой он направился к жидкому частоколу деревьев, выстроившихся вдоль всего проспекта Андраши. Здесь, прислонившись спиной к одному из стволов, он осмотрелся.

Прежде всего его внимание привлек полицейский сержант на сером в яблоках коне в каких-нибудь двадцати шагах от дерева, в тени которого укрылся Балинт. Одичавший конь вздыбился, высоко задрав передние ноги, и как бы стараясь сбросить с себя всадника, вытянул стройную шею с белой гривой и пронзительно и протяжно заржал. Широкий светло-серый круп лошади, повернутый к юноше, сверкал на солнце, мускулы задних ног напряглись, длинный светлый, как из пеньки, хвост с силой рассекал воздух. Сержант привстал на стременах и изо всех сил натягивал поводья, но никак не мог справиться с рассвирепевшим сильным животным.

Йожеф Эгри. Старый рыбак.

Дюла Деркович. Наказываемый крестьянин.

Балинт прыгнул за дерево. Со стороны тротуара в его сторону бежал пожилой человек в очках, за ним несся полицейский без фуражки, с обнаженной шашкой в руке, очевидно, потерявший в пылу преследования свой кивер. Он на бегу рубанул в сторону Балинта шашкой, острие которой чиркнуло по коре дерева, так что отскочившая в сторону щепка отлетела мальчику в лицо.

Балинт все еще не мог найти то, что искал: такое место, — пусть хоть крошечный пятачок, — где бы рабочие оказывали полиции сопротивление. Наискосок от него, на противоположной стороне проспекта, сияли в косых лучах солнца зеркальные стекла кафе. Толпа там была еще гуще, с двух сторон сюда стекались, перепрыгивая через ограду террасы и стулья, люди, которых преследовали полицейские, выбегавшие из соседних улиц. Осматриваясь по сторонам, Балинт побежал туда неторопливой рысцой. Когда он поравнялся с полицейским сержантом, который все никак не мог усмирить свою серую в яблоках лошадь, животное по-прежнему стояло на задних ногах, повернув голову как раз в сторону Балинта, и мальчик увидел, что на месте одного глаза у него зияла темно-красная рана, из которой на морду тоненькой струйкой стекала кровь.

Все еще не отдавая себе отчета в своих действиях, Балинт неожиданно повернул назад и побежал, сначала петляя между деревьями, а потом прямо по тротуару, но вход на улицу Рожа преграждала неспособная двигаться, стиснутая со всех сторон толпа. Сзади, со стороны моста Фердинанда, все напирали и напирали демонстранты, даже и не подозревавшие, что здесь происходит. Мальчик, дрожа всем телом, бросился к следующему перекрестку, завернул за угол и побежал дальше.

Здесь было почти пустынно. Где-то в самом начале улицы слышался топот бегущих людей, впереди же не было никого. Только в дальнем конце темнела толпа: часть демонстрантов, которые никак не могли попасть на улицу Рожа, повернула назад и пыталась отсюда проникнуть на проспект Андраши.

Отбежав от угла каких-нибудь пятьдесят шагов, Балинт заметил справа на тротуаре неподвижное, распластавшееся на спине тело. Он опустился на колени и с трудом оторвал руки, которыми лежавший на земле закрывал свое лицо. В открывшемся его взгляду желтом, как воск, окровавленном лице с длинными усами он лишь спустя несколько мгновений узнал дядю Иштенеша, крановщика, уволенного на прошлой неделе. Мальчик приподнял его голову, череп был рассечен надвое.

Балинт машинально вытер окровавленные руки о штаны, вскочил и помчался дальше. Пробежав добрых пять минут, он столкнулся с колонной демонстрантов, нестройными рядами, ничего не подозревая, двигавшихся ему навстречу в направлении проспекта Андраши. Устыдившись своего бегства, мальчик замедлил шаги и за несколько метров от колонны остановился, чтобы перевести дух. Вытирая ладонью пот, градом стекавший по лицу, он услышал испуганный возглас откуда-то издали, словно от хвоста процессии.

— Что случилось, мальчик? — спросил улыбаясь пожилой рабочий, шедший в первом ряду. — Ты чего так перепугался?

— Должно быть полицейского увидел! — засмеялся весь вспотевший мужчина, похожий на мясника.

— А может быть, сразу двух.

— Не бойся, сынок, они не кусаются, — сказала толстая женщина, стоявшая в дверях бакалейной лавки. Она была в домашних туфлях и халате, с сумкой в руках. — Чего бояться полицейских, они ведь тоже только люди.

Снова послышался испуганный крик, но на этот раз более слабо. Балинт обернулся, прямо над ним пролетела какая-то птица.

— Матерь божья! — причитал женский голос в окне второго этажа домов десять позади. — Матерь божья, поймайте ее!

Люди остановились, стали оборачиваться.

— Ловите ее! — кричал все тот же голос. — Вон она летит над Дейтчем… над булочной… Поймайте ее, добрые люди!

Оказывается, женщина забыла закрыть окно и выпорхнувшая из клетки канарейка вылетела на улицу. Все головы с любопытством поднялись кверху. Но маленькая птичка, по-видимому, села на какой-нибудь карниз или спряталась за лепным выступом одного из домов, так что долгое время никто не мог ее обнаружить. Хозяйка, бедно одетая, седая, старая женщина, ломая руки, так душераздирающе кричала в своем окне, что из толпы в восемьдесят-сто человек никому и в голову не пришло двинуться дальше.

— Поймайте ее, добрые люди, помогите! — кричала женщина, — ведь ничего у меня нет, кроме этой единственной, милой птички!

Какой-то прыщавый парень начал было посмеиваться над старой женщиной, но стоявшие рядом