12 апостолов блокадного неба - Марина Викторовна Линник Страница 9

перебил его Петя. – Уже не надо было драться за еду. Хотя драки всячески поощрялись. Мы курили и пили вино, когда хотели. Нас не особо ограничивали. Тех, кто хорошо учился, и вовсе баловали. А кто нет, – лицо мальчика покрылось мертвенной бледностью. Он как‑то странно поглядел на взрослых и, судорожно сглотнув, продолжил: – За ними приходили, и… нас наказывали. Сильно наказывали.

– Понятно… А почему решили сдаться, раз вам пообещали золотые горы?

– Брехло они, – сплюнул Мишка на пол, – знаем, что не выполнят обещание. Смеются, улыбаются, а глаза злые. Убьют нас, вот что я скажу. Как только вернемся с задания, так и шлепнут. Как пить дать! Да и тут мать с батей похоронены… сестренка с братиком. Земля‑то наша… родная. Русская.

– И много вас таких? Кто не хочет воевать на стороне немцев? – поинтересовался Николай Иванович, которому понравился ответ юного диверсанта.

– Да многие… из тридцати человек, думаю, только пара-тройка способна на подлость. Остальные только и ждали, когда вновь окажутся в родных краях, чтобы сбежать.

– Ясно… Ну что ж, может, тогда поможете найти всех? – подмигнул товарищ Железников. – А, что скажете?

– А вы не расстреляете нас? – покосился на него Петя.

– За что? Вы же сами, добровольно. Я так и доложу товарищу Сталину, что, мол, такие‑то пришли с повинной и помогли организовать поисковую группу.

– Честное пионерское?

– Честное пионерское! – подтвердил генерал-лейтенант. Затем он обратился к заместителю: – Василий Степанович, принимай ребят под свою ответственность. С тебя спрошу. Да, и переодень их. Негоже им в немецком тряпье ходить. С этого дня они воины Красной армии.

– Так точно, слушаюсь!

Через несколько часов в Москву, в Государственный комитет обороны, поступило специальное сообщение с пометкой «Товарищу Сталину срочно», в котором в мельчайших подробностях было описано событие, случившееся в первый день осени. Чуть позже стало известно, что почти все ребята, заброшенные в разные районы железнодорожных станций Московской, Тульской, Смоленской, Калининской, Курской и Воронежской областей, явились с повинной. Никто из обученных диверсантов так и не выполнил данное им задание. Как ни старались немецкие инструктора, какие бы блага ни предлагали, ни один из ребят не запятнал себя предательством, не изменил Родине, проявив тем самым несгибаемую волю и отвагу, достойную восхищения.

Судьбу же подростков, столкнувшихся с жестокостью и ложью этого мира в столь юном возрасте, окончательно решил сам Верховный главнокомандующий, сняв с них все обвинения: «Арестовали, значит… Кого? Детей! Им учиться надобно, а не в тюрьме сидеть. Выучатся – порушенное хозяйство будут восстанавливать…»

Кудрист

[12]

Созданный по приказу Третьего рейха в мае 1941 года концлагерь находился в южной части города Амерсфорт и пользовался дурной славой. По документам он значился пересыльным и трудовым местом, сортировочным центром, где решалась дальнейшая судьба тысяч узников. Об условиях проживания в нем известно не так много, всю информацию немцы старательно уничтожили, скрыв следы преступлений, направленных против человечности. Тем не менее свидетели этих ужасающих событий сохранили в памяти образ жестокости и варварства по отношению к узникам. Благодаря их воспоминаниям мы, современные потомки, вскрываем правду – ту неприглядную и, увы, неудобную правду, о которой многие нынешние правители европейских стран предпочитают молчать или забывать. Лагерь в Амерсфорте стремительно разрастался. С увеличением числа заключенных менялся и облик лагеря, однако неизменными оставались отсутствие гигиены, медицинской помощи и пищи, а также жестокость охранников. Узники расплачивались жизнью за малейшие проступки, подвергаясь побоям и унижениям, в то время как собаки, натравленные на них, становились олицетворением невыносимого страха.

– Heil Hitler, – поприветствовав начальство, громко произнес высокий голубоглазый офицер, войдя в комнату коменданта. – По вашему приказанию прибыл.

Оберштурмфюрер СС[13] Вальтер Генрих окинул взглядом вошедшего подчиненного. «Истинный ариец, – подумал он, исподтишка изучая вошедшего. – Узкие бедра, широкие плечи, белокурый, кожа – алебастр, характер – сталь, закаленная в ненависти. Вот из такой глины и нужно лепить сверхчеловека, взращивать семена для идеальной расы».

– Присаживайтесь, Карл, – Вальтер указал жестом на стул, сам опускаясь в кресло за рабочим столом. – Что‑нибудь выпьете? Нет? Ну ладно, тогда перейдем сразу к делу.

Порывшись в ящике, оберштурмфюрер СС извлек какую‑то бумагу и положил ее перед собой.

– Знаете ли вы, что здесь написано? – задал вопрос герр Генрих, откинувшись на спинку кресла.

– Никак нет, герр оберштурмфюрер, – отчеканил подчиненный. – Но я смею надеяться, что вы удостоите меня честью и расскажете содержание письма хотя бы в двух словах.

– Это секретная директива министра пропаганды Йозефа Геббельса. В ней говорится, что по распоряжению фюрера именно нам с вами надлежит придать уверенность немецким солдатам. Думаю, для вас не секрет, что обстановка на фронте не столь радужна, как того бы хотелось. Наступление развивается не так стремительно, как планировалось изначально. Мы взяли Данию за шесть часов, Голландию – за пять дней, Бельгию – за восемнадцать, Францию – за полтора месяца. А тут… с начала войны прошло два с половиной месяца, а наша доблестная армия так и не добралась до столицы большевиков и не сровняла ее с землей. Перед судьбоносной битвой за Москву необходимо поднять упавший дух нашим славным воинам, которые… будем говорить начистоту, мы здесь одни… с трудом взяли Смоленск.

– Да, это удручает, – кивнул унтерштурмфюрер СС[14], не понимая, куда клонит начальство. – Но что мы можем сделать здесь, в Голландии?

– У нашего министра родилась гениальная идея, и он планирует осуществить ее в нашем пересылочном лагере. Именно поэтому я и позвал вас.

– Слушаю вас, оберштурмфюрер.

– Подробности после, а пока я приказываю вам встретить новую партию заключенных, которые прибудут сюда через час, – комендант поглядел на настенные часы. – Отправляйтесь с конвоем и приведите сюда пленных.

– Их расположить в только что возведенном бараке? – осведомился офицер.

– О нет, – усмехнулся герр Вальтер. – Это особые узники, а поэтому к ним нужен и специальный… особый подход.

Спустя десять томительных минут, получив сухие, как порох, распоряжения, Карл Берг покинул кабинет начальника. В сопровождении эскорта солдат он отправился на вокзал, где его уже ждало зрелище, леденящее кровь.

«Мой Бог, кто это? – пронеслось у него в голове, когда из вагона стали выпрыгивать сухощавые фигуры, облаченные в лохмотья, на костлявых ногах которых вместо обуви были намотаны тряпки. – Это вообще люди или диковинные животные? Нечто подобное я видел когда‑то в зоопарке. Обезьяны!»

Новоприбывшие жались друг к другу и осторожно озирались вокруг, не зная, что им делать дальше и куда пойти. Они напоминали потерянные души в чистилище.

– Все заключенные выгружены! – отчеканил роттенфюрер[15], вытянувшись в струну перед