Дикая собака - Пекка Юнтти Страница 8

Ласка ускоряет свой бег. Она приближается ко мне и останавливается у ступней ног. Я не вижу ее из-за своих колен. Обнюхивает ли она мою ногу? Хочет ли познакомиться? Пытаясь разглядеть зверька, приподнимаю верхнюю часть тела. Ласка взвизгивает и исчезает под нарами. Прислушиваюсь, сдерживая дыхание, но не слышу ничего, совсем ничего. Такая ужасающая полная тишина, я и не знал, что в мире бывает подобное. Ласка, вероятно, выскользнула наружу. Откуда она приходит? Знаю, что нужно прикормить ее, приручить и дать имя. Ласка, берущая корм с руки, – вот моя самая важная задача.

Назову ее Вити[12]. Что же Вити ест охотнее всего?

Айла

1942

– Ты следуешь за мной, как вечерняя тень, – говорит отец, когда мы идем к лодке. Отец прав, я хожу за ним всю неделю. Когда он идет в хлев, придумываю там для себя дело. Когда он рубит и колет промокшие от дождя жердины, ношу их в дровяник. В четверг была ясная погода, и мы вдвоем выкопали остатки картошки.

Я скучала по отцу, и скоро придется скучать по нему снова. Утром он опять уходит на фронт. Поэтому я провожаю его в дорогу. Хочу видеть выражение его лица, как он морщит губы, когда точит топор, как, дурача Эенокки и Лаури, щурит глаза. Стараюсь запомнить запах его трудового пота, сохранить в душе. Кроме того, у меня есть к нему дело, но что-то постоянно отвлекает.

Воды Тенгелиё[13] просачиваются в лодку, потому что пробка рассохлась. Отец ударяет ее кончиком весла, пытаясь утопить глубже, но вода все же проникает внутрь.

– Ничего, годится, – говорит отец, устанавливает весла в уключины и гребет к краю камышей, куда мы вечером забросили длинную сеть. Он смотрит за озеро и говорит, что скоро наступит золотая осень.

– Боюсь, что ты умрешь, – говорю я ему.

– Нельзя так думать, Айла.

По словам отца, все идет хорошо. Он спрашивает, видела ли я, чтобы дерево сбрасывало ветви.

– Еще не мое время. Ель Арвиити растет, она стойкая и великолепная, – поясняет он и уверяет, что письмо от Вяйнё еще придет. – Вероятно, он просто находится в более дерьмовом месте и не может написать.

– А что, если русские захватят всю страну? – спрашиваю я.

– Ну что ж с того, – отвечает отец. – Были же они здесь, и это совсем нас не касалось. Более крупные неприятности пока от этих мужей отечества, чем от русских.

По мнению отца, в вой не нет смысла. Сначала придумали нацию. После этого провели в непобедимой кайре пограничную линию и сказали, что эта группа живет здесь и другим сюда лучше не соваться. Из-за этой линии молодых парней убивают кучами, а вечерами по радио вещают, как это достойно – пролить кровь за отечество. Отец говорит, что это пустая болтовня и что нам вообще не нужны государства. Президент, царь и король – все по очереди пытались здесь утвердиться, но народ Тенгелиё не пошел с ними.

– Рассказывал ли я тебе, Айла, когда-нибудь о Коски-Хансси[14]? – спрашивает он, и я отвечаю, что миллион раз. – Ах, да-а, – тянет он и начинает снова.

– Хансси был моим другом. У него была особая способность…

– Он видел прошлое так же хорошо, как и будущее, и…

– Айла, не порти мою историю.

– Он видел во сне вырубленные леса и стихшие без воды речные пороги, и коготь великана, который царапает болота Лапландии, оставляя шрамы. Он проснулся в ярости, пошел к порогам, ткнул в сердце ножом главного, а второго столкнул в водопад. После этого он исчез в прекрасном вечере, как северный ветер, и от него не осталось и следа.

– Ты действительно слышала это миллион раз.

– Или два миллиона.

Отец хохочет. Он цепляет леску концом весла и протягивает мне. Я чувствую, как дергается леска. Отец гребет и пенит воду.

– Подумай, Айла, если бы нам удалось поймать кумжу.

Тащу леску в корзину для щепы. Вначале показывается белое брюхо. Отец поднимает в лодку гигантскую щуку и глушит ее. Щучий хвост трясется, слизь течет на дно лодки.

– Но я не рассказал тебе, куда отправился Хансси, – говорит отец и одним резким движением разрезает рыбе горло, так что хрящ трещит.

– Куда он ушел?

– Расскажу только в следующий приезд на побывку, когда ты снова начнешь портить историю.

Утром отец ведет себя как ни в чем не бывало. Он усмехается и возится, словно собирается на лесоповал. Качает на колене Эенокки, дергает Лаури за нос, как бы отрывая его. Затем показывает большой палец между пальцами и заверяет малыша, что это и есть его носик.

Он достает спрятанные под стрехой сарая за вениками три сухие розы и с деловым видом упаковывает их в рюкзак. Кладет цветы в пустую консервную банку, оборачивает банку портянкой и, ухмыляясь, говорит, что нужно подарить русским цветы, когда в следующий раз будут кричать ура в окопах.

Мать слушает это и исчезает хлопотать у плиты. Она всегда хлопочет, когда отец уходит. Вначале недолго в избе, а затем в хлеве, сидя на табуретке и доя поочередно Пятнушку и Морошку.

Плохое настроение матери передается и мне. Отец замечает это и берет меня на руки, хотя я уже большая девочка. Он говорит, что не надо ни о чем думать, все у нас будет хорошо.

– Если к тебе под кофточку заберется грусть, нужно немедленно идти к дереву. И просто так надо ходить, за меня.

Он говорит, что ходил туда вечером и отнес кружку простокваши. По мнению отца, ель Арвиити – всегда радостное место. Даже когда идешь туда один, можешь ощутить себя вместе со всеми. Когда рассказываешь там о своем деле, все слушают. Там старик Арвиити и Эевертти, Вянни и Лииси, все ушедшие, и если не прыгать и не суетиться, то можно увидеть среди корней открывающуюся дверь. Оттуда выйдет хорошенькая дочка подземного владыки в красивом суконном пальто и красной косынке.

– Почти такая же красивая, как и ты, – говорит отец и прижимает свой большой нос к моим волосам. Затем он шепчет, что ель Арвиити о нас заботится, что мы выживали и в худших ситуациях. – Когда будешь ходить к дереву, смотри одновременно и на нашу реку, Айла, смотри и слушай внимательно, как водопад поет песню свободы, как сосны качаются на сопках и лососи бьют своими большими, размером с лопату, хвостами в нерестовых ямах, одна из которых прямо под тем берегом у большого камня, где начинается озеро. Айла, дорогая, ты увидишь, что