Флэшмен и Морской волк - Роберт Брайтвелл Страница 5

Я уехал в Лондон на следующий день после разговора с отцом. Той ночью я спал плохо: отцовские слова заставили меня о многом задуматься. До тех пор я как само собой разумеющееся принимал, что являюсь частью состоятельной семьи. Я не слишком размышлял о будущем и старался не замечать того факта, что со временем львиная доля богатства перейдет к моему брату. Отец, конечно, оставит мне кое-какие средства, так что я не останусь без гроша, но имение, лондонский дом и большая часть капиталов, за счет которых они содержались, достанутся Джеймсу. Так уж повелось в семьях испокон веков: наследует старший сын, и я не завидовал богатству брата. Но теперь мне предстояло самому пробивать себе дорогу в мире, и чем скорее, тем лучше.

Было уже около полудня, когда я выехал верхом, взяв с собой вьючную лошадь для багажа и конюха Джаспера в качестве телохранителя. Старик дал мне на дорогу десять гиней, куда больше, чем требовалось, и вексель еще на пятьдесят из своего банка, чтобы хватило на первое время, пока я не устроюсь. Хотя дороги и стали безопаснее, чем прежде, состоятельный молодой человек, путешествующий в одиночку с большим багажом, прямо-таки напрашивался на неприятности. Так что я был рад Джасперу — одно его присутствие отпугнет любого воришку. У каждого из нас в седельных сумках лежали седельные пистолеты, но любой здравомыслящий человек пустил бы их в ход, только дойдя до отчаяния. Попасть в кого-то с несущейся лошади было практически невозможно, поэтому эти пистолеты мушкетонного типа разбрасывали дробь по широкой площади. В результате вы скорее всего лишь ранили и разъярили бы нападавшего, а отдача запросто могла сломать вам запястье, оставив беззащитным.

При неспешном темпе в тридцать миль в день путь до Лондона должен был занять около двух с половиной дней, и Джаспер оказался хорошим спутником. Он тоже был солдатом, хотя говорил об этом со странной неохотой — возможно, отец не хотел, чтобы он подкидывал мне лишних идей. Вместо этого он рассказывал о тех днях, когда был погонщиком и гонял скот в Лондон, посмеиваясь над тем, какой гвалт поднимали гуси, когда их прогоняли через лотки с горячей смолой, а затем по песку, чтобы уберечь лапы в дороге. Защита лап для погонщика была делом первостепенной важности, ведь если животное не дойдет до места, ему не заплатят. Он рассказал, как однажды отец заставил его отдать свои носки и один башмак, чтобы смастерить башмачки для защиты копыт отборной свиноматки. По пути мы миновали стадо свиней, и все они щеголяли в маленьких шерстяных носочках с кожаными подошвами; мы даже проверили, на месте ли башмаки у мальчишки-погонщика.

Вы, возможно, спросите, зачем я трачу ваше время на эти пасторальные воспоминания. Что ж, тогда я этого не осознавал, но сельской жизни в Англии предстояло претерпеть величайшие перемены со времен Черной смерти в Средневековье. Когда я совершал то путешествие, большинство сельских жителей, которых мы встречали, кормились сами благодаря общинным землям. В каждой деревне были поля, которыми все, от сквайра до беднейшего крестьянина, могли пользоваться, чтобы пасти овец, коров или разводить свиней. Другие поля предназначались для посевов, и многие из них были поделены по системе чересполосицы, уходящей корнями во времена до нормандского завоевания.

Все это должно было скоро измениться, поскольку землевладельцы осознали ценность этих общинных земель и стали добиваться принятия парламентских актов, позволявших их огораживать, сгоняя с них простой люд и обрекая его на голод или скитания. В следующем году был принят акт, который значительно упростил этот процесс и в конечном итоге привел к огораживанию более пятой части всех земель Англии.

Многие из крестьян, которых я видел в том путешествии, вскоре были изгнаны со своей земли, и большинство из них осело в городах или в растущих промышленных центрах на севере. Там создавались рабочие места благодаря новым технологиям, таким как пар на хлопчатобумажных фабриках, в литейных цехах или на угольных шахтах.

Нынче многие говорят, что этим рабочим выпала тяжелая доля, и сравнивают их жизнь с некой сельской идиллией, которой они якобы наслаждались прежде. Но позвольте мне сказать вам, что в тех деревнях, через которые мы проезжали, царила неприкрытая нищета. На фабрике твой доход не зависит ни от погоды, ни от того, что твоя свинья внезапно околеет. Работных домов тогда не было; если ты не мог себя прокормить, приходилось побираться, и во многих деревнях нам приходилось проталкиваться сквозь толпы паршивых детишек и оборванных взрослых, клянчивших монеты.

Путешествуя верхом, мы не были привязаны к постоялым дворам, где останавливались дилижансы и где из путешественников старались вытрясти все до последнего пенни. Вместо этого мы останавливались в трактирах, которые Джаспер знал со времен своей работы погонщиком. Они оказались очень уютными, с сытными обедами из живности, что «отбилась» от стада. За два вечера мы ужинали с какими-то фермерами, адвокатом, направлявшимся на север, и священником. Все они были краснощекими и веселыми молодцами, пока разговор не заходил о налогах — а он неизбежно заходил. Чтобы оплачивать войну с Францией и Испанией, правительство только что ввело подоходный налог. Оно и так уже обложило налогами все, что только можно: чай, табак, сахар и даже окна, — и этот всеобъемлющий налог стал последней каплей. Разумеется, мы все дружно делали вид, что не замечаем, как коньяк, что мы пили после ужина, присоединяясь к воплям о правительственной коррупции и алчности, скорее всего, был контрабандой беспошлинно ввезен из Франции.

На третий день после полудня мы приблизились к Лондону. Даже после дорог, густо усеянных навозом, Лондон можно было почуять еще до того, как он показывался вдали. Лондон рос быстро, но это был город разительных контрастов между богатством и бедностью. Новые здания, выраставшие на окраинах, не поспевали за ростом населения. Бедняки теснились в каждом доступном закутке, доходные дома и трущобы ютились в каждом переулке. В то же время в центре города расчищались целые кварталы для богачей, строились новые просторные виллы и таунхаусы. Это еще больше уплотняло бедные районы. Улицы утопали в грязи от человеческих нечистот, выливаемых прямо на дорогу, и повсюду были люди. Джасперу не раз приходилось пускать в ход дубинку, отгоняя вороватые руки от вьючной лошади, а иногда нам приходилось