Шелковый Путь - Колин Фалконер Страница 19

— Кто твой спутник?

— Он святой человек.

— Христианин?

— Да, милорд.

— Он умеет колдовать?

— Боюсь, что нет. «Разве что превращать любого благоразумного человека в злобного безумца за считанные часы», — подумал он.

— Тогда какая от него польза?

«И впрямь!»

— У него есть послание для вашего Хана ханов от нашего Папы, владыки христианского мира.

— Папа, — произнес Кайду, несколько раз повторив это странное и громоздкое слово. — Он тоже желает узреть нашего Хана ханов?

— Да, милорд. Дворец Великого хана находится в многих днях пути отсюда?

Смех прокатился по двору. Кайду заставил собравшихся умолкнуть, подняв руку.

— Чтобы добраться до Каракорума, сначала нужно пересечь Крышу Мира. Но сейчас еще зима, и перевалы закрыты. Вы подождете здесь, пока не растают снега. Может, еще одну луну.

— Что это за Крыша Мира?

— Все как и говорится. Это самые высокие горы на земле, и они проходимы только летом.

— Что он теперь говорит? — спросил Уильям.

— Он говорит, горы еще непроходимы. Возможно, нам придется остаться здесь до весны.

— До следующей весны? К тому времени как я прибуду, у нас может быть уже новый Папа!

«Нет, — подумал Жоссеран. — К тому времени как мы прибудем, сам Христос может вернуться во второй раз».

— Скажи ему, мы не должны задерживать наш путь ни на секунду! — сказал Уильям.

— Что это за лепет из уст твоего святого человека? — спросил Кайду.

— Он говорит, что для него будет честью быть вашим гостем, пока не придет время двигаться дальше, — сказал Жоссеран. — Только он очень обеспокоен вестью о смерти вашего Хана ханов. Он спрашивает, помазан ли уже новый Великий хан.

— Это не забота варвара, — сказал Кайду и лениво поднял руку, показывая, что аудиенция окончена. — Позаботьтесь, чтобы у них была еда и кров, — сказал он одному из своих помощников.

Когда они выходили из шатра, Жоссеран увидел в толпе у входа в юрту девушку. Тоска, еще бесформенная и безымянная, шевельнулась в тени его разума. Он отмахнулся от нее, как отмахиваются от назойливого нищего. И все же с этого момента она преследовала его и не оставляла в покое.

***

XXIV

В проеме юрты виднелась полоса заката на бледном небе. Одетые в меха фигуры сновали туда-сюда, неся на ужин жареную баранину или конину.

Жоссеран смотрел в костер. Тонкое синее пламя обугливало мясо снаружи, не прожаривая его как следует. Он положил в рот кусок баранины. Он был еще сырым и кровавым.

— Посмотри на огонь, — сказал Уильям. — Он едва горит. Знак Дьявола.

Жоссеран сплюнул кусок хряща в угли.

— Если Дьявол что и умеет, так это заставить огонь гореть как следует.

— Тогда как ты объяснишь это колдовство?

— Женщина Хутулун говорит, это потому, что мы слишком высоко поднялись в долину. Это отнимает у пламени силу.

Уильям недоверчиво хмыкнул.

Их привели в юрту Тэкудэя, старшего сына Кайду. Она не походила ни на одно жилище, которое Жоссеран видел до сих пор в их путешествии. Это был круглый куполообразный шатер со складным решетчатым каркасом из бамбуковых или ивовых шестов. Каркас был покрыт листами тяжелого войлока, и вся конструкция была стянута веревками из конского волоса. Он предположил, что это идеально подходило для кочевого образа жизни, ибо Тэкудэй сказал, что ее можно было собрать или разобрать за несколько часов, а всю конструкцию перевезти на спинах двух-трех верблюдов, когда татары перекочевывали с летних пастбищ на зимние низины.

Даже большие юрты, такие как у хана и его семьи, можно было перевозить целиком на повозке.

Но внутреннее убранство у всех соответствовало одному и тому же установленному татарскому образцу: в центре — очаг, заставленный закопченными котлами. У стен хранились сундуки для одежды пурпурного и синего цветов и свертки постельного белья, а также седла, сбруя и огромные глиняные кувшины для воды. Утрамбованный земляной пол был покрыт коврами. Пауки и скорпионы, как сказал ему Тэкудэй, не ступят на войлочный ковер, так что он служил двойной цели: сохранял в юрте тепло и сухость, а также отпугивал насекомых. Вход, который, как и у всех, был обращен на юг, закрывался тяжелым пологом, ярко расписанным изображениями птиц.

По обе стороны от входа висели две войлочные фигурки: одна с выменем коровы, другая с сосцами кобылы. Корова висела слева, на востоке, ибо это была женская сторона юрты. Кобыла — на мужской стороне, на западе, ибо женщинам не дозволялось доить кобыл; это была мужская работа. Именно из кобыльего молока они делали свой кумыс, основу татарского рациона.

Его все еще поражало, сколько кобыльего молока эти татары могли выпить за один присест. Иногда казалось, что они только этим и живут.

Тэкудэй, как хозяин ордо, сидел на возвышении за очагом. Над его головой висел еще один идол, которого татары называли «братом хозяина». Над головой его жены висел другой, именуемый «братом хозяйки». Этих идолов татары звали онгонами, и в каждой юрте их было по нескольку.

Только Кайду, как хану, дозволялось держать священное изображение Чингисхана.

Жоссеран наблюдал за татарами во время еды. Сначала они брали немного жира от мяса и мазали им рот Натигая, еще одного своего бога, затем отрывали огромные куски полусырой баранины, подносили их к лицу одной рукой, а другой ножом срезали куски мяса прямо в рот.

— Посмотри, как они едят! — сказал Уильям. — Они совсем не люди. Земля разверзлась, и эти твари выползли из самой преисподней. Даже эта женщина. Она — дьяволица, ведьма.

Жоссеран промолчал. Он вовсе не считал ее дьяволицей.

— Где-то здесь должен быть пресвитер Иоанн. Если мы сможем передать ему весть, мы спасемся от этих дьяволов.

«Пресвитер Иоанн! — подумал Жоссеран. — Такое же суеверие, как и гигантские муравьи!»

— Ты не веришь? — спросил Уильям.

— Я верю, что если пресвитер Иоанн и существовал, то он уже с Богом.

— Но его потомки наверняка живы.

— Магометане ведут торговлю с Востоком; некоторые утверждают, что доходили даже до самой Персии, и они никогда не слышали о таком царе.

— Ты веришь слову сарацина?

— А ты веришь слову людей, которые никогда не бывали восточнее Венеции? Если эта легенда правдива, где же этот пресвитер Иоанн?

— Татары могли оттеснить его на юг.