Шелковый Путь - Колин Фалконер Страница 18

Девушка повернулась к одному из своих спутников.

— Тощий умрет от холода, не проехав и полпути через горы. Другой выглядит достаточно крепким. Но он так же уродлив, как его конь, а нос у него вдвое больше.

Татары рассмеялись.

— С тобой у меня счетов нет, — произнес Жоссеран на ее языке, — но вот коня моего уродливым называть не позволю.

Ухмылка сползла с ее лица, а спутники в изумлении замолчали.

— Что ж, — наконец сказала она. — Варвар, оказывается, умеет говорить.

— Но насчет него ты права, — добавил Жоссеран, кивнув в сторону Уильяма. — Его можно и здесь похоронить.

Настала очередь Джучи улыбнуться.

— Он выучил язык Людей за время нашего пути. У него живой ум. Для варвара он занятен.

— Не вижу, чем цивилизованному человеку может быть занятен варвар, — сказала она. Она снова повернулась к Жоссерану. — Я Хутулун. Имя моего отца — Кайду. Он величайший татарский вождь здесь, на Крыше Мира. Я отведу вас к нему. Советую следить за своими манерами.

И она развернула коня и повела отряд через перевал в Ферганскую долину.

***

XXIII

По дну долины раскинулся кочевой город; черные купола-ульи татарских юрт вырисовывались на фоне припорошенной снегом степи и низкого неба. По периметру в круг были поставлены повозки, а воины несли стражу верхом на конях. На открытой равнине паслись верблюды, лошади и овцы.

Когда они въехали в лагерь, люди вышли поглазеть на них. У них были темные миндалевидные глаза и почерневшие от ветра лица; мужчины — в меховых шапках и тяжелых коричневых тулупах, женщины — с волосами, уложенными по обе стороны головы, словно бараньи рога. У детей были бритые головы и длинные чубы.

Они остановились перед ханским шатром для приемов. У входа на прохладном горном ветру хлестал стяг из хвостов яка.

Шатер для приемов был так длинен и широк, что в нем могло поместиться, пожалуй, десять тысяч человек; он был целиком сшит из шелка, снаружи отделан шкурами леопарда и выкрашен в красный, белый и черный цвета. Его поддерживали крепкие лакированные шесты.

— Осторожнее, варвар, — сказала Хутулун, когда они спешились. — Ни ты, ни твой спутник не должны наступать на порог юрты хана. Это навлечет на род беду. И тогда им придется вас убить, причем медленно.

— Я бы не хотел доставлять им такое неудобство, — ответил Жоссеран и передал предостережение Уильяму. «Какое суеверие! — подумал Жоссеран. — Они наводят ужас на полмира, а сами боятся собственной тени».

Они последовали за Хутулун внутрь.

Огромный шатер был увешан мехами горностая и соболя и пах древесным дымом. Внутри царило благословенное тепло. Когда глаза Жоссерана привыкли к полумраку, он различил два ряда татар, мужчин с одной стороны и женщин с другой, а в дальнем конце огромного павильона — суровую, седовласую фигуру, возлежавшую на ложе из медвежьих и лисьих шкур.

В центре юрты горели два костра из корней шиповника и полыни.

— Вы должны пройти между огнями, варвар, — сказала Хутулун. — Пламя очистит ваш дух от злых помыслов.

В качестве дополнительной меры предосторожности стражники Кайду тщательно обыскали их на предмет ножей, и Жоссерану пришлось отдать свой дамасский меч. Лишь после этого им позволили приблизиться к ханскому трону.

Жоссеран заметил сбоку небольшое святилище, где в серебряных горшочках курился ладан перед войлочным изображением человека.

— Вы должны поклониться, — прошептала Хутулун. — Это святилище Чингисхана, деда Кайду.

Жоссеран повернулся к Уильяму.

— Мы должны поклониться их богу, — прошептал он.

— Я не стану кланяться идолам.

— Отдайте кесарю кесарево.

— Это мерзость!

— Делай, — прошипел Жоссеран, — или мы умрем прямо здесь. И где окажется наш Папа без своего святого посланника?

Он чувствовал на себе взгляды тысячи глаз.

К облегчению Жоссерана, Уильям подчинился, оценив мудрость повиновения. Он, нахмурившись, преклонил колено перед святилищем; Жоссеран сделал то же самое. Затем они приблизились к трону Кайду и снова согнули колени — трижды, как и Хутулун.

Кайду, хан высоких степей, молча изучал их. Его одеяние из серебристого меха было неотличимо от седой бороды. Поверх меховой шапки он носил золотой куполообразный шлем. Глаза его были золотистыми, как у ястреба.

Справа от него сидели, как предположил Жоссеран, его главные придворные и, возможно, сыновья. Там был сокольничий и несколько святых людей с дикими глазами; слева — женщины его дома, их волосы были уложены в такие же рамы в форме полумесяца, какие он заметил, когда они въезжали в лагерь, но у этих женщин с заплетенных концов кос свисали серебряные украшения.

— Так, — прорычал Кайду. — Вот как выглядит варвар.

Жоссеран промолчал.

— Кто из вас говорит на языке людей?

Жоссеран поднял голову.

— Я, милорд.

— Мне сказали, что вы желаете говорить с Ханом ханов в Каракоруме.

— Таково было желание владыки Хулагу, с которым я имел честь встретиться в Алеппо. Я привез ему весть о дружбе от моего господина из Акры, что в Утремере, далеко на западе отсюда.

— Хан ханов мертв, — сказал Кайду. — Предстоит избрать нового кагана. Без сомнения, он примет ваше почтение, когда придет время.

Жоссеран был ошеломлен. Их вождь мертв? Он недоумевал, почему никто не счел нужным сообщить ему об этом раньше. Будет ли оспариваться престолонаследие, как это часто бывало в Европе? Их собственный Иерусалим годами находился в состоянии войны из-за короны. Если престолонаследие затянется, значит ли это, что они должны вернуться в Акру? Или их заставят провести месяцы, а то и годы, в этих одиноких горах, пока не уладятся все споры? Он подумал о Жераре и Юсуфе, гниющих в Алеппо.

Ему казалось, что к концу всего этого они все станут стариками.

— Вы привезли мне дары? — спросил его Кайду.

— У нас есть дары для Великого хана в Каракоруме. Путь был долог, и мы могли нести лишь очень немногое.

Кайду, казалось, был недоволен этим ответом.

— Что он сказал? — спросил Уильям.

— Он хочет знать, есть ли у нас для него дары, — ответил Жоссеран.

— У нас есть для него дар. Дар веры.

— Не думаю, что это то сокровище, на которое он надеялся. Полагаю, он предпочел бы что-нибудь, что можно продать на базаре.

Кайду