Флэшмен и Морской волк - Роберт Брайтвелл Страница 12

Глава 5

Через два дня после моего карточного триумфа я получил приглашение на ужин к Каслри. Я надеялся, это означало, что мои перспективы трудоустройства улучшаются. Я немедленно использовал часть своего выигрыша, чтобы снять несколько комнат в респектабельном районе недалеко от центра города. Моя новая хозяйка, пронзительная дама по имени миссис Партридж, сдала мне хорошо меблированную квартиру в большом старом доме, с гостиной и спальней, со стиркой и уборкой. Это позволило мне ускользнуть от бдительного ока брата, что было как нельзя кстати, поскольку я все еще с трудом сдерживал смех каждый раз, когда видел, как он ковыляет.

У меня впервые появилось собственное жилье, а теперь еще и забрезжила надежда на работу. Чтобы отпраздновать, я провел вторую половину дня с Жасмин у Мустафы. Я пошел туда по двум причинам. Во-первых, потому что все больше привязывался к Жасмин и проводил там все больше времени. Во-вторых, потому что Мустафа нарушил главное правило владельца борделя и в последние мои визиты отпускал мне в долг, и мне нужно было с ним расплатиться.

Теперь я был там своим человеком. Ахмед, швейцар, смекнул, что любой, кто увидит его при дневном свете больше одного раза, не обманется его турецким маскарадом. Поэтому для меня он отбросил приветствия-салямы и «да благословят тысяча ангелов усладу вашего сиятельства» или подобную чепуху и заменил их на «вечер добрый, хозяин, рад снова видеть» и обычно какой-нибудь комментарий о последних спортивных новостях. Мустафа часто приглашал меня в свой кабинет поболтать за чашкой крепкого сладкого кофе. Для разнообразия мы с Жасмин гуляли в парке. Оказалось, она тоже не была турчанкой: ее отец был из Северной Африки, а мать — испанка.

— Добро пожаловать, добро пожаловать! — воскликнул Каслри, когда я прибыл в его лондонский дом тем же вечером. Затем, понизив голос, он добавил: — Чарльз пьет весь день. У него одна из его депрессий. Я рассчитываю на вас, что вы не дадите ему сегодня напиться до неприличия, здесь будет половина кабинета. Один из них тоже хочет с вами познакомиться, возможно, для вас найдется работа.

Прежде чем он успел сказать что-то еще, Чарльз Стюарт, петляя сквозь небольшую толпу в гостиной, сунул мне в руку бокал и сказал:

— Боже, как я рад тебя видеть. Вечер обещает быть скучнейшим. Господи, что за сборище! — Он окинул взглядом шестерых других мужчин, включая своего брата, которые должны были с нами ужинать. — Вон там Джордж Каннинг, — сказал он, указывая на лысеющего мужчину с энергичными манерами, который, доказывая свою мысль, яростно тыкал другого гостя в грудь. — Он слишком умничает, я его и трезвым-то не понимаю, не говоря уже о пьяном.

— А это не Питт? — спросил я, указывая на бледного седовласого мужчину в дальнем конце комнаты. Большинство имен ведущих политиков были мне знакомы по газетам, но в них не было иллюстраций, так что сопоставить лица с именами было трудно, если ты не привык к подобным сборищам.

— Да, это он, разговаривает с Уилберфорсом. Роберт беспокоится о его здоровье. Посмотри на него, он выглядит намного старше своих сорока одного. Вот что делают с человеком семнадцать лет на посту премьер-министра.

Питт и впрямь выглядел изможденным, но все же оживленно беседовал с Уилберфорсом, который, как я знал, был борцом против рабства и давним другом Питта.

— А это кто? — спросил я, указывая на другого, более молодого мужчину, который только что присоединился к Питту и Уилберфорсу.

— Понятия не имею, — резко ответил Стюарт, — а раз я его не знаю, значит, он не так уж и важен. Ну давай, ты что, будешь цедить этот бокал весь вечер? Мне нужно еще.

Вскоре мы перешли в столовую, и я сел в дальнем конце стола со Стюартом, уже понимая, что удержать его от хамства будет гиблым делом. Питт и старшие члены кабинета сидели на другом конце, но незнакомец, которого не знал Стюарт, обошел стол и сел рядом со мной.

— Уильям Уикхем, — представился он.

Это имя я не встречал в газетах, но он, очевидно, меня знал.

— Вы ведь Томас Флэшмен, не так ли? Каслри сказал, что нам стоит поговорить.

— Э-э, да. Вы работаете с Каслри в ирландском министерстве?

— Конечно, нет! — громко вмешался Стюарт. — Я бы, черт побери, его знал, если бы он там работал. Кто вы такой, сэр, и чем занимаетесь?

— Ну, я, так сказать, связан с Министерством иностранных дел, по крайней мере, моя работа приносит им пользу, — спокойно, с улыбкой ответил Уикхем, не обращая внимания на агрессивный тон Стюарта.

Я заметил, что Каннинг, до недавнего времени бывший министром иностранных дел, при упоминании своего ведомства поднял голову и криво усмехнулся словам Уикхема.

Очевидно, Уикхем был хорошо знаком Каннингу, но Стюарт, уставившись на него через стол стеклянными глазами, всего этого не заметил и продолжал:

— Министерство иностранных дел все узнает последним. Чертовы иностранные правительства водят нас за нос. Половина этих французских эмигрантов, похоже, шпионит на французов, чтобы обезопасить своих родных по ту сторону канала. Этот тип, Наполеон, который у них теперь, кажется, знает, что делает. Он задаст Министерству иностранных дел жару… такую жару… — Он выглядел озадаченным, словно забыл, что собирался сказать, и закончил громко и резко: — Министерство иностранных дел ничего не знает!

Чтобы подчеркнуть свою мысль, он стукнул кулаком по столу, опрокинув бокал, и красное бордо полилось на белую скатерть.

Каслри с немой мольбой взглянул на меня и попытался завести другой разговор на своем конце стола, но, прежде чем я успел что-либо предпринять, Уикхем уже встал и потянулся через стол за бокалом Стюарта.

— Вот, старина, позволь я тебе долью.

Еще выпивка — это было последнее, что требовалось Стюарту, и я тихонько предложил ему, может, отдохнуть, раз уж он и так уже порядком набрался.

— Вздор! — сказал Стюарт. — И пропустить все это веселье? — Он указал на другой конец стола. — К тому же я голоден и хочу есть. — Он махнул рукой в сторону тарелки с супом, которую только что поставил перед ним лакей.

Уикхем налил Стюарту всего полбокала вина. Я подумал, что если это его способ притормозить Стюарта, то он не сработает — тот непременно начнет жаловаться.