Современная польская пьеса - Ежи Шанявский Страница 10

С о л д а т ы  движутся вперед и исчезают в полумраке на противоположной стороне сцены.

(Встав в тот момент, когда вошли солдаты, садится, снова задумывается; после паузы.) Если у вас был этот театр, зачем вы приходили ко мне?

Ю н о ш а. Я приходил в ваш театр потому, что люди там… едят.

Д и р е к т о р. Едят?

Ю н о ш а. Там ходят, стучат сапогами, там много плоти и ее забот, там побеждает сила, там побеждает тот, кто моложе, старика приносят в жертву ради того, чтоб спасти ребенка и продолжить род. Все то, что есть в вашем театре, тесно связано с землей и пропитано ее магнетическими силами. В вашем театре есть именно такой зритель, каким я был в ту минуту. Он умел волноваться, наблюдать с любовью, с гневом. А когда приходит волнение, персонажи оживают. Вы сами только что были зрителем, и вы оживили моих персонажей. Они ожили, хотя шлемы у них бумажные, а сабли деревянные — это были солдаты. За гнев я вас благодарю.

Ю н о ш а, уходя, кланяется низко, исчезает, в ту же минуту из полумрака появляется  д р у г о й  д и р е к т о р.

Д р у г о й  д и р е к т о р. Добрый день, директор «Малого Зеркала». Я слышал ваш разговор. Я директор «Театра Снов».

Д и р е к т о р. «Театра Снов»? Где же такой театр?

Д р у г о й  д и р е к т о р. Он здесь.

Д и р е к т о р. Это помещение занимаю я.

Д р у г о й  д и р е к т о р. Милости просим. Бывал и я частенько в вашем театре. А теперь вы у нас. Вы исследуете сны, наш театр должен вас заинтересовать.

Д и р е к т о р. Вот как? Вы слышали, что я занимаюсь снами?

Д р у г о й  д и р е к т о р. Разумеется. Вы применяете «научные методы».

Д и р е к т о р. Вы говорите об этом с иронией?

Д р у г о й  д и р е к т о р. Смею ли я обижать знаменитого гостя и коллегу, тем более что мне известно: вы в этом пункте весьма чувствительны. Не хотите ли посмотреть какую-нибудь сцену из ваших спектаклей?

Д и р е к т о р. Из моих спектаклей?

Д р у г о й  д и р е к т о р. Да, из спектаклей «Малого Зеркала». Люди из вашего театра приходили сюда не раз, приходят и сейчас. Они играют здесь.

Д и р е к т о р. Играют здесь?

Д р у г о й  д и р е к т о р. Те произведения, которые вы ставили у себя, шли еще раньше на сцене моего театра, может быть, только в иной форме. Там, в вашем театре, это все выкристаллизовалось, оформилось, приобрело силу, звучание, заговорило понятным языком. А потом… потом все возвращалось в мой театр, снова игрались те же пьесы, иногда их продолжения, они игрались так же, как у вас, и все же иначе.

При последних словах свет выхватывает двух персонажей: м а т ь  и  д а м у  из спектакля «Малого Зеркала». Они одеты, как во втором действии.

М а т ь. Зачем вы бываете у нас в доме? Дочка плачет…

Д а м а. Я бываю в вашем? Я помню, как вы меня выпроводили. Я хотела остаться. Но вы сказали, что время не ждет. Пробил час. Я уехала. Уехала навсегда.

М а т ь. Да. Вы уехали. Я следила за тем, как вы уезжаете, звенел колокольчик, потом вы скрылись на повороте между деревьями. Колокольчик смолк. Но вы снова появляетесь за окном, иногда возникаете возле пианино, иногда пройдете по комнате, он видит вас, вижу я, видит вас и моя дочка. (После паузы.) Моя дочка плачет.

П е р с о н а ж и  тускнеют, исчезают.

Д и р е к т о р. Да, они из моего театра. Как они тут очутились? Там был определенный конец. Я помню это, потому что слежу за тем, чтобы был определенный конец. Я не раз обращал на это внимание автора. Мать, стоящая на страже добропорядочности, охраняющая счастье своей дочери, победила. Она торжествующе улыбнулась. Я помню эту улыбку угрюмой женщины. Конец. Занавес.

Д р у г о й  д и р е к т о р. Не все кончается после того, как опустился занавес.

Из глубины сцены доносится голос отца из «Наводнения».

О т е ц. Сын, сын!.. Сын, сын!

За столиком с бутылкой видны  А н д ж е й  и  л е с н и ч и й. Оба грустны, и неподвижны. Вот Анджей шевельнулся.

А н д ж е й. …Да, пан лесничий… были мы соседями. Вы были в лесу, а я у воды. Вы ведь знаете, как все было? Он остался.

Л е с н и ч и й. Да, я знаю, мы были друзьями.

А н д ж е й. Остался, но появляется. Иногда я слышу его голос: «Сын, сын!..»

Л е с н и ч и й. Я тоже иногда вижу ее… Промелькнет за окном, сядет за пианино, потом уедет, пропадет, только снег кругом да деревья под снегом. Я вглядываюсь в дорогу. Никого. Но иногда она все идет, идет ко мне откуда-то издалека.

А н д ж е й. Вы ведь знаете, как это случилось? Это весло… Схватился за лодку… Я ходил к судье, ходил к ксендзу, они не сказали, что я виноват. Но когда настает вечер…

Постепенно  ф и г у р ы  тускнеют, исчезают.

Д и р е к т о р. Персонажи из моего театра! Но это можно назвать продолжением. А у меня не было никакой морали. И это было сделано сознательно, с целью. А тут всегда проблема. «Вина и наказание». Но даже если рассматривать этот вопрос в такой плоскости, то следует признать, что вины не было, никакой судья не наказал бы сына. Сын сел в перегруженную лодку, потому что умел грести и был нужен. Он был отцом ребенка, был молод и мог еще много сделать в жизни. К тому же последнее слово оставалось за капитаном спасательной группы. Сын не виновен.

Д р у г о й  д и р е к т о р. И все-таки сын… слышит по ночам голос. Видит старика. Видит его руки, по которым ударил веслом, когда они ухватились за нос отплывающей лодки.

Д и р е к т о р. Вот именно. Почему?

Д р у г о й  д и р е к т о р. Мой театр часто бывает упрям. Мы подходим к вещам с иной меркой. (Помолчав.) Пан директор «Малого Зеркала», ваш театр имеет неоспоримое преимущество перед моим. Он существует в трех измерениях, и эти измерения практически оправданы, их достаточно для того, чтобы построить дом, в котором будет жить человек, для того чтобы проложить дорогу, по которой он будет тащить сквозь жизнь свою тачку, для того чтобы насыпать холмик, когда у него иссякнут силы. В вашем театре человек отчетливо виден, он выражается точным деловым языком. Ваша речь производит неотразимое впечатление. Такие, например, выражения, как «в объединении сила» или «заглянем в ресторанчик», нам всегда по сердцу. Рядом с вами мы кажемся хилыми, расплывчатыми, невесомыми, вышедшими на свет из какой-то неведомой дали, теми, кто может пройти сквозь паутину, может появиться без спросу, хотя двери заперты на задвижку, на ключ и на цепочку. С завистью смотрим мы на вашу полнокровность. Ваш театр — театр настоящий, театр подлинных событий.