Сделка - Лисса Джонс Страница 67

Василиса смотрит в залитое дождем окно, где смутно угадываются очертания собора. Не притрагивается к еде, лишь нервно крутит в пальцах вилку; не скрывает легкую тоску в голосе, что звучит теперь тише, словно из самой глубины океана воспоминаний.

– Весьма прозаичная история. Четыре года назад мама попала в ДТП. Несчастный случай. Она ехала с водителем по трассе из Сочи. И ночью они столкнулись с фурой, вылетевшей навстречу. Не выжил никто, – шепотом заканчивает девушка.

Ты полный кретин, Бестужев.

Еда больше не лезет в глотку.

– Никто не знает. Отец много заплатил журналистам. Знаешь, что они потом сказали? Это просто ДТП… Никакой сенсации. А в морге сказали, что в авариях через день кто-то умирает или калечится. Тогда… В новостях прошла лишь заметка, что на каком-то километре трассы водитель легкового автомобиля и его пассажирка погибли. Вот и все.

На смену желанию обладать приходит кое-что другое. Единственное, что способно отодвинуть на задний план сгущающую кровь страсть.

То, что невозможно подделать.

Накрываю девичью руку своей, заставляя Василису положить вилку на стол. Несильно сжимаю тонкие пальцы, глядя, как она снова поворачивается ко мне. И все, чего хочется теперь, – обнять и спрятать ее от всего гребаного мира. Забрать себе и никому никогда не отдавать.

Но это сиюминутное желание, сотканное из жалости к живому человеку, познавшему горечь потери, восхищения ее кардинальным отличием от Кая при кардинальном сходстве жизненных линий (ведь они оба в юном возрасте лишились матерей, а в восемнадцать остались один на один со взрослой жизнью), из плотского желания в конце концов.

Это все – просто эмоции. Они мимолетны. Они капризны. Они чертовски непредсказуемы. Перекраивать планы, поддавшись порывам, как минимум глупо. Это не сказка, не роман, не фильм с одной предсказуемой концовкой и двумя слагаемыми в виде героя и героини. Это жизнь. А в жизни слишком много переменных.

Однако нежность вперемешку с благодарностью в блестящих зеленых глазах, что смотрят, кажется, в самую душу и видят насквозь – со всеми желаниями, страхами и сомнениями, – вдруг из самого нутра вырывают слова извинения.

– Прости, я…

За этот обед. За вопросы. За то, что запихнул в бар. За хамство. За чертово предвзятое мнение. За Кая. За все, что уже случилось и случится. Прости, Василиса.

– Не извиняйся! – Мы словно поменялись местами, и теперь Василиса улыбается, чуть склонив голову вбок и сжимает мои пальцы. – Ты просто не знал мою маму. Она… была необыкновенной. Как бы объяснить?.. Когда мы читали «Русалочку», ходили на море. В эту бухту с видео. Мама говорила, что она тоже когда-то станет морской пеной. А значит, даже если что-то случится, мы всегда сможем с ней увидеться. Маме было тридцать восемь, когда я родилась. Слабое здоровье, она пережила химеотерапию. Так что… уже в средней школе я многое понимала. И… она ни за что не хотела бы, чтобы я грустила из-за нее. Или вообще из-за чего-либо. Она… всегда была на моей стороне, поддерживала и…

– Любила в тебе упрямство?

– Да.

– Ты похожа на нее?

– Копия. Сейчас.

Не убирая руку с моей ладони, свободной снова тянется за телефоном. И в этот раз в пару секунд открывает фотографию. Молча подвигает айфон ко мне.

Я сам ее отпускаю. Беру в руки телефон, и подношу ближе к глазам, не веря в то, что вижу.

На экране – снимок старой пленочной фотографии. Чуть засвеченной, обычной бумажной фотографии формата А4. Без фильтров, цветокоррекции и ретуши. Желтоватое от времени, цветное, но изображению немного не хватает резкости.

Все это подмечаю неосознанно, чисто из-за профдеформации. На деле смотрю, не моргаю, на смеющуюся молодую женщину, разверную полубоком к объективу фотоаппарата. Она в легком нежно-сиреневом платье, с собранными в низкую прическу волосами. Счастливо улыбается своему спутнику. Смотрит весело из-за плеча, словно вот-вот что-то скажет. Что-то, отчего фотограф бросит фотоаппарат и подхватит ее. Закружит в объятьях и поцелует.

– На маме многое держалось, – продолжает тихо Василиса. – Если говорить о бизнесе, то это очень… масштабно. Отель. Ресторан. Винодельня. Партнеры. Меня до смерти все это пугает. Я не согласна со многим, что делает папа, но это сложно. Во многом для него мои слова – воздушные замки. А вот мама любила мечтать грандиозно.

Сходство поразительное.

Но моя спутница моложе, чем девушка со снимка.

Ее мама. И, должно быть, по ту сторону камеры отец. Миг, запечатленный в картинке, – целая жизнь для ее героев. Какое-то событие.

– Невероятно красивая, – все еще не в силах вернуть ей телефон, тихо выдыхаю. Хочется рассмотреть каждую деталь, чтобы впервые за пять лет перенести увиденное на холст.

Глава 28

Василиса

Между нами пропасть.

Пропасть из семи лет. Долгих, длинных семи лет.

Он водил девушек по ресторанам, когда я водила за нос учительницу физкультуры. Он собирался жениться, когда я собиралась из школы к репетитору. Он был влюблен. Любил. Любил по-настоящему. Так, как мне и не снилось.

Пропасть из тысячи километров. Тысячи – между югом и севером. Между севером и Европой. Мы пересеклись в городе белых ночей как две прямые, и точка пересечения – всего лишь крошечная точка на линиях наших жизней.

Тогда почему я не чувствует этой пропасти? Где они, эти года и километры? Отчего с ним так легко? Так хорошо? Спокойно и нестрашно. Почему у меня чувство, что мы знакомы уже очень давно? И рядом с ним не хочется быть или казаться старше – совсем наоборот. Не стыдно признаваться в страхах и сомнениях, хочется знать его мнение обо всем на свете, хочется, чтобы он еще как-нибудь дотронулся или посмотрел, или…

Я не могу не замечать – его тоже тянет ко мне. Или нет? Или снова вижу то, чего нет?

Не тянет ли его, на деле, к бледной копии бывшей любви? Или ему хорошо именно со мной? Или я снова спешу нацепить розовые очки и очароваться ничего незначащим обедом?

Третий раз наступить на те же грабли невероятно страшно.

Мне нужно что-то сказать про Кая? Объяснить… Или если это не свидание, то и объяснять ничего не требуется?

Вопросы нестройным хором – каждый громче предыдущего – звучат в голове, когда одним словом Виктор прерывает закручивающийся вихрь сомнений.

– Поешь. – Вернув телефон, бросает на меня нечитаемый взгляд. – Я тебя заболтал совсем.

В тишине проходит пара минут. Он нарушает молчание первым.

– Страх перед масштабами – это нормально. В любом возрасте. – Вик заканчивает с мясом и разливает