Сделка - Лисса Джонс Страница 54

Сердце колотится так сильно, что чувствую его удары, отдающиеся пульсацией в висках. Спина и лоб снова покрываются бисером холодного пота, пальцы уже дрожат, а Виктор тем временем приходит в себя.

Он не замечает моего состояния, когда швыряет телефон на отдельно стоящий островок разделочного стола, когда сам подходит к нему и упирается пятой точкой в край. И от его слов неловкость исчезает – ведь в голосе мужчины сквозит пугающее отчаяние.

– Черт, это просто… трагикомедия какая-то. – Приглушенно и почти шепотом, словно мне не стоит такое слышать. – Знаешь, мы будто в дурацком шоу, где из сезона в сезон повторяется одно и то же, Василиса.

Он трет лицо ладонями и молчит.

Я не понимаю, о чем он. Не знаю, не слышу. Паника накрывает, утягивает, засасывает во тьму. И так страшно – страх обволакивает разум, не давая и шанса на попытку мыслить здраво.

Тебе нужно уйти. Нужно уйти, быстро! Беги!

– Слушай, вы оба взрослые и все такое. – Мужчина продолжает говорить, а я бросаю взгляд на оставленную Каем разделочную доску, на которой он резал фрукты. А рядом нож. Делаю крошечный шаг назад – поближе к доске.

Никто тебе не поможет. Беги, Василиса, беги! Он раздет, он не рискнет выбежать из дома следом.

– Можете заниматься чем, где и как хотите, но одна просьба.

Он складывает руки на груди и смотрит в пол; я делаю еще один маленький шаг назад. Легкие горят. Кажется, я не дышу слишком долго.

– Хотя бы до конца месяца можно не лицезреть последствия ваших ночей, а?

Виктор ждет ответ, не глядя на меня. Я делаю третий шаг ближе к углу кухни – туда, где лежит средство самозащиты.

Так, нужно ему ответить, но я не способна связать воедино все, что он говорил. Мозг уловил лишь обрывки фраз.

– К-какие… последствия? – Это первые слова за все утро, и я сама пугаюсь того, как они звучат. Очень тихо. Голос дрожит, словно вот-вот расплачусь.

Виктор резко поднимает голову – я замирает на месте. Когда он тянется за телефоном, едва не подпрыгиваю, но уже через две секунды он молча протягивает разблокированный айфон с открытой фронтальной камерой.

Черт, нужно чуть-чуть подойти.

Я бы и хотела бежать со всех ног, но помню, чем закончилась попытка бегства в галерее. Нужно, чтобы он отвлекся.

Один шаг вперед – обратно к нему. Мы на расстоянии вытянутой руки. Беру телефон. И вижу себя.

Собственный вид становится худшим кошмаром наяву. Я сама – лучшее доказательство своей догадки.

– Знаешь, я не против, если ты… Если вы решите… Да хоть живите здесь, но после моего отъезда.

Прикрываю глаза, но избавится от видения собственной шеи не получается. Фиолетовые засосы, подобные уродливым синякам, вовсе не украшают кожу. Губы сухие и искусанные. Волосы напоминают развороченное жестокими детьми гнездо.

И абсолютная темнота вместо воспоминаний о том, как это вышло.

Как же это вышло?

– Впредь не хотелось бы принимать участие и становиться третьим в вашем…

А все, о чем я думаю в этот момент, выражается в одном полном отчаянной боли слове.

Мам… Мамочка, ты мне нужна! Прямо сейчас нужна! И тогда нужна была! И сейчас!

Слезы, что кипели внутри с самого пробуждения, обжигают глаза и щеки.

Больше нет смысла пытаться сдерживать их. Роняю чужой телефон на пол, прижимаю одну дрожащую руку к губам, а другую – к животу, вдруг осознавая, что вот именно этой ночью во мне… В меня…

Боже, как противно! Неужели я даже не сопротивлялась?!

– Василиса?

Сквозь пелену смутно вижу, как Виктор выпрямляется и отходит от стола, как хмурится, наблюдая за моей реакцией. А я едва дышу, от страха пячусь назад. Если он подойдет… Если только попробует….

Надежда на то, что все ограничилось лишь поцелуями, даже не теплится. Мне нужно в больницу. И в полицию.

– Эй, ты чего?

– Принимать участие в этом… – я плачу, слова судорогой застревают в горле. – Развлечение? Зачем?

– Что? – В голосе появляется напряжение, он шагает вперед, абсолютно не обращая внимания на телефон. – О чем ты?

– Не подходи! – И я наконец-то хватаю нож.

Холодная сталь ручки в ладони не дает и толики столь необходимого ощущения безопасности, но направленное на него остриё заставляет Бестужева резко замереть на месте.

– Хорошо-хорошо. – Он медленно вскидывает руки в жесте пойманного преступника. – Только положи-ка…

– Не подходи ко мне!

– Ладно. Смотри. Я стою на месте.

И он действительно стоит, не двигаясь. А картинка перед глазами такая смазанная – я яростно тру веки свободной рукой.

– Что было ночью? Что вы сделали?!

Виктор прикрывает глаза и, будто с настоящим сожалением, качает головой из стороны в сторону. И так спокойно и тихо, словно на него не направляют сейчас нож, шепчет:

– Не знаю. Я, правда, не знаю.

Не верю. Не верю-не верю! Никому из них больше не поверю! Ни одному из мужчин! Голос срывается, когда я вдруг кричу изо всех сил:

– Где Кай?! Почему ты тут?! Почему я не помню, как это вышло? Что вы сделали?!

В слезах не выплачешь ту боль и обиду, что кипит во мне. На них. На себя. На жизнь. Почему и за что такие вещи случаются с людьми?

– Ты говорил… про ночь! Что с радостью… – Мои рыдания оглушают дом. – С радостью провел бы ее в другой компании! Что больше не хочешь принимать участие…

Звук глухого удара.

Это нож падает к ногам.

Наверное, я могла бы разбить колени сейчас, но я все еще стою на ногах. Потому что он держит меня.

Глава 23

Виктор

Звук удара выпавшего из ослабевших пальцев ножа о каменный пол заставляет дернуться. Ожить. Подлететь к ней так быстро, что Василиса не успевает ни схватить нож, ни отбежать в сторону.

Я так сильно прижимаю ее к себе, что боюсь сломать. Но так нужно. Ей – в-первую очередь. Сначала Василиса сопротивляется, отбрыкивается – попытки совсем слабые. Ничего не стоит обнять сильнее и под тихое «не бойся» ждать, когда она окончательно потеряет силы. А если моя догадка о произошедшем верна, то сил в ней кот наплакал.

Потребность остановить поглощающий ее липкий страх молниеносно вытесняет из головы все мысли. Мне это необходимо. Необходимо настолько, что упираюсь