Артистка - Владимир Моисеевич Гурвич Страница 31

22

Многие считали меня неглупой, даже умной, по крайней мере, об этом мне говорили ни раз. Я же в этом была далеко не уверена, сама себе часто казалась глупой. И немалое число моих поступков доказывали именно этот, а не противоположный тезис. Сейчас как раз наступил такой период, когда я совершала одно нелепое действие за другим. И результаты такого поведения не замедлили сказаться. Я была убеждена, что если бы вела себя по-другому, то Касаткина не вселилась бы в мою уборную. Почему я была в том уверена, внятно объяснить себе не могла. Но этот вопрос так меня так донимал, что лишал покоя. А такое состояние я никогда не любила.

У меня уже сложилась то ли привычка, то ли традиция, что когда я чего-то сама не могу понять, обращаюсь за разъяснениями к Миркину. Да и проведать его не мешало бы, посмотреть съел ли он, как обещал, суп. А если съел, надо готовить другой.

Теперь у меня имелся ключ от его квартиры, но открыть им я не решилась — мало ли чем он занят. Поэтому позвонила в дверь.

Миркин открыл мне быстро.

— Я так и знал, что вы сегодня придете, дорогая Марта, — сказал он.

— Пришла узнать, как вы едите?

— А знаете, неплохо, у меня пробудился аппетит. Как раз сегодня доел ваш суп.

— Значит, я не напрасно купила курицу. Будем варить новый.

Опущу некоторые кулинарные подробности, тем более, они ничем не отличились от предыдущих. Пока я разделывала птицу, Миркин молча наблюдал за мной. Но едва я завершила этот процесс, он спросил:

— Дорогая Марта, о чем будем говорить сегодня? Вы же заготовили тему.

— Заготовила, — не стала отпираться я. Я вымыла руки и села рядом с ним. — Тема для меня не самая приятная.

— Чем неприятней тема, тем она важней, — со знанием дела заметил Миркин.

— Яков Миронович, мне кажется, что я самая настоящая дура. Одну глупость совершаю за другой. И нет им конца и края.

Какое-то время Миркин молча смотрел на меня, возможно, решая, надо ли подтверждать мое утверждение, или, наоборот, оно требует опровержения.

— Почему вы так считаете, дорогая Марта? — спросил он.

— Все, что я делаю в последнее время, не просто ухудшает, а разрушает мою жизнь. Яков Миронович, объясните, что со мной не так, я перестала понимать себя.

Миркин, словно соглашаясь со мной, кивнул головой. Правда, с чем именно конкретно он был согласен, я пока не знала.

— Дорогая, Марта, успокойтесь, вы не глупеете, вы освобождаетесь от балласта.

— От какого балласта? Ничего не понимаю.

— От самого разного, которым переполнена ваша жизнь.

— И что это за балласт? Можете перечислить его наименование?

— Могу, только частично. Всего я не знаю.

— Тогда, что можете.

— Хорошо. Театр, в котором вы служите, главный режиссер и по совместительству ваш муж, с которым живете, пьесы, в которых играете. Думаю, этого пока достаточно.

Признаться, я была несколько ошеломлена этим перечнем. Он состоял из всего самого важного, из чего состояла моя жизнь.

— Театр, пьесы, мой муж-режиссер — это все, по-вашему, балласты?

— Еще какие! Они сильно на вас давят, не дают свободно дышать.

— И что я, по-вашему, должна делать?

— То, что всегда делают в таком случае, от балласта надо освобождаться, выбрасывать его за борт.

— Но из этого и состоит моя жизнь. Прибавьте еще дочь — и картина будет полной.

— Я хотел прибавить, но не решился.

— То есть, Анжела тоже балласт?

— Может быть, даже самой большой. Хотя трудно сказать, какой балласт больше, а какой меньше. Часто это зависит от ситуации.

Слова Миркина подняли внутри меня бурю возмущения, но я решила обуздать ее и понять, что же он все-таки имеет в виду?

— Предположим, — сделала я акцент на этом слове, — все так и есть. Но, что все это значит, почему я должна освобождаться от всего того, что вы назвали?

— Да потому, что все это вас жутко угнетает. Вы чувствуете себя несвободной, зависимой от чуждых вам людей и обстоятельств. В какой-то момент это вас так достало, что вы, дорогая Марта, начали самопроизвольно освобождаться от всех этих нагромождений. Правда, вам это кажется проявлением глупости, а на самом деле, это лучшее, что с вами могло произойти.

— Да что вы говорите! — не сдержала я своего возмущения. — У меня жизнь рушится.

— Рушится, — подтвердили Миркин. — Точнее, вы сами ее хотите разрушить. Вот и делаете все в соответствии с вашим желанием. Да, это тяжело, мучительно, вам кажется, что вы многое теряете, а в действительности, освобождаетесь от того, что только мешает.

— Мешает чему?

— Вашей жизни, вашей свободе, тому, искусству, которое желаете творить. А по большому счету — вашему подлинному я.

— А до сих пор я жила со своим неподлинным я.

— Вот видите, вы и сами начинаете понимать.

— Ничего я не понимаю, — пробурчала я. — Я так с одним тазиком для мытья останусь. И то, если сильно повезет.

— Не исключено. Никто не знает, как далеко может зайти этот процесс.

— Судя по тому, как быстро все движется, очень далеко, — сделала я прогноз. — Но если это все, как вы говорите, балласт, где же то подлинное, что снова наполнит меня содержанием?

— Этого я не ведаю, дорогая Марта, — развел руками Миркин. И скосил глаза на кастрюлю. — Суп начинает выкипать.

Я тоже посмотрела на нее, суп действительно выливался на плиту. В пылу разговора я совсем о нем забыла.

Я убавила огонь и очистила суп от накипи.

— Но что же я, по-вашему, должна делать? — раздраженно спросила я. — Прямо сейчас отказаться от всего?

— Не надо спешить, дорогая Марта. Я убежден, что когда человек отказывается от чего-то, то рано или поздно ему дается нечто взамен. Внимательно наблюдайте за тем, что происходит вокруг вас. И не расстраивайтесь уж очень сильно, помните: все, что ни делается, все к лучшему.

Но последняя фраза Миркина меня не сильно вдохновила. Я подумала, что иногда лучшее так похожа на худшее, что и не отличишь.

Я выключила суп, он был готов. Хоть одно дело я сделала успешно.

23

Была первая, можно сказать, черновая читка пьесы. Обычно в таком случае все занятые в будущем спектакле актеры и актрисы садились в зрительном зале вокруг главного режиссера, то есть Эрика. По традиции соседнее с ним кресло занимала я. Но не в этот раз. Я даже не заметила, как это получилось, что рядом с ним оказалась Аглая. И когда я было двинулась