Артистка - Владимир Моисеевич Гурвич Страница 30

class="p1">Так случилось и на этот раз. Я сидела в своей театральной уборной и готовилась к спектаклю, в котором пока играла главную роль. Время до начала еще было, поэтому я все делала не спеша. К тому же почти не было грима, я выходила на сцену практически со своим естественным и достаточно приятным лицом. Так решил режиссер и по совместительству мой гражданский муж.

Вдруг дверь отворилась, и в уборную вошла Людмила Касаткина. Я уже упоминала, что это мой главный враг в нашем театре, а потому мы с ней практически не разговариваем, только в том случае, когда без обмена репликами никак не обойтись. В этом спектакле у нее была маленькая роль, примерно слов десять или двенадцать.

Я была бы меньше удивлена появлению, к примеру, папы Римского, чем моего заклятого врага. Несколько мгновений мы, словно из пушек, палили друг в друга нашими взглядами. Касаткина стояла у дверей, не решаясь пройти дальше, но явно не собираясь уходить.

— Чем обязана твоим появлением? — ледяным тоном поинтересовалась я.

— Эрик Олегович сказал мне, что теперь это и моя уборная.

— Что тебе сказал Эрик Олегович? — не поверила я своим ушам, хотя с дикцией у Касаткиной было все в порядке.

— Что я тоже могу пользоваться на постоянной основе этой уборной. Ты же знаешь, как их у нас не хватает.

Я действительно это знала, как, впрочем, и вся театральная труппа. Наш театр был построен еще в конце девятнадцатого века. Тогда он являлся едва ли не самым большим зданием города. С тех пор прошло уйма времени, можно даже сказать — несколько исторических эпох, и теперь он казался совсем небольшим строением. Имеющихся здесь площадей нам сильно недоставало. Администрация города неоднократно обещала провести реконструкцию; насколько я знаю, был даже выполнен ее проект. Но дальше дело не сдвинулось, как всегда на такое благое дело не оказалось денег.

В театре уборные, которые ни с кем не делили, имели только двое: я и Михайловский. Я как прима, он в силу его таланта и заслуг, правда, во многом прошлых и виртуальных. Но сейчас при всем к нему уважении не о нем речь.

Честно говоря, я была застигнута врасплох и не знала, как реагировать на ситуацию. Я даже не очень представляла, что следует говорить в этом случае.

— Тебе действительно это сказал Эрик Олегович? — не нашла я ничего лучше, как спросить Касаткину.

— Спроси у него сама. Тем более, тебе как никому это удобно сделать, — ответила Касаткина, намекая на мою телесную близость к главному режиссеру.

— Непременно спрошу и попрошу отметить его решение. В крайней случае заменить тебя кем-то другим, — воткнула я в нее шпильку по самую головку.

— Я не просилась конкретно к тебе, просто сказала, что невозможно готовиться к спектаклю, когда одни сидят на головах друг на друге, а другие занимают большие уборные.

— И как мы будем уживаться друг с другом на такой маленькой территории? — поинтересовалась я ее мнением.

— Молча, — не задумаясь, ответила Касаткина.

— Это как? — не совсем поняла я ее.

— Мы же с тобой годами не разговариваем. И здесь нам болтать совсем не обязательно. Каждый будет готовиться самостоятельно. Ты на своем столе, я на этом, — показала она на стоящий в помещение второй стол.

Пожалуй, предложенный ею вариант был оптимальным, отметила я. Если не удастся выжить моего недруга, так придется и поступать. Но я не теряла надежду, что у меня это получится.

— Хорошо, пока ты тут, будем так и поступать, — согласилась я.

Я отвернулась от Касаткиной и посмотрела на себя в зеркало. Мой вид меня не обрадовал, из него смотрела весьма неприятная особа — одновременно растерянная и рассерженная. Я попыталась изменить выражение своего лица, но удалось это не сразу.

Поговорить с Эриком я решила перед сном. Мы лежали в кровати, я — в соблазнительной, полупрозрачной ночнушке. Но одела я ее не для того, чтобы сексуально возбудить моего гражданского мужа, а просто она оказалась под рукой.

И пожалела об этом, так как при виде моих соблазнительных форм Эрик возбудился. Попытался меня поцеловать, одновременно положив руку мне на грудь. Но мне сейчас было не до секса. Так что, если кто-то ждет эротической сцены, то придется набраться терпения до другого раза. Хотя обещать, что она непременно будет в этом повествовании, не стану.

— Эрик, подожди, я хочу с тобой поговорить, — охладила я ее пыл.

— Давай потом, — промычал он.

— Потом все остальное, а сейчас это, — решительно расставила я очередность.

Он знал этот мой тон; если я им говорю, то значит, серьезного разговора не миновать.

— Что на это раз? — недовольно спросил я.

— Перед спектаклем ко мне ввалилась Касаткина и сказала, что ты разрешил ей использовать для своих нужд мою уборную.

— Ты об этом, — недовольно пробурчал он. — Да, был такой у нас с ней разговор. И что?

— Во-первых, не хочу ни с кем делить мою уборную, а во-вторых, почему именно с ней? Она мой главный недруг в театре.

— Твой главный недруг? — удивился он.

— Ты разве не знал?

— Не знал. И давно?

— Да почти с той минуты, как я пришла в театр. Эрик, об этом известно всем, ты не мог этого не знать. Я тебе говорила.

— Значит, забыл. Послушай, Марта, мне ли тебе говорить про то, какие ужасные у нас условия. Помещений не хватает катастрофически. Это не театр, а какая-то коммуналка.

— Но раньше же этот вопрос не возникал?

— Возникал и много раз. Я отстаивал твое привилегированное положение, но вечно так продолжаться не может. Я понимаю тебя, но придется потесниться. Кстати, если уж к тебе подселили Людмилу, чем не причина для примирения с ней. Покажи всем пример.

Признаться честно, последнее мне в голову не приходило. Мириться с Касаткиной? Я даже не представляла, как к этому подойти. Легче уж войти в клетку с тигром, там, по крайней мере, знаешь, что можно ожидать.

— Даже не знаю, Эрик, мне кажется, у меня не получится, — пробормотала я.

— А ты попробуй. Считай, что это мое тебе задание.

— Самое трудное из всех, что ты мне задавал.

— Такие наступают времена, — философски заметил он. И придвинулся ко мне с очевидным намерением.

Я подумала, что отказывать ему в близости у меня нет никаких оснований. Он честно поговорил со мной об интересующем меня предмете. А то, что мы не пришли к согласию, так этого он и не обещал. Да и разрядка после всего, что произошло, мне явно не помешает.