Артистка - Владимир Моисеевич Гурвич Страница 32

Мне ничего не осталось сделать, как сесть на некотором отдалении от Эрика. Я надеялась, что он возмутится, попросить Аглаю пересесть, а освободившееся место займу я, но ничего подобного не случилось. Все старательно делали вид, включая моего гражданского мужа, что все так и должно быть.

Разумеется, я не стала протестовать, устроилась в отдалении и стала ждать, когда до меня дойдет очередь подавать реплики. Как я уже писала, их было не так уж много, и начинались они только в середине первого акта. Поэтому была возможность наблюдать за интересующими меня лицами. Что я и делала.

Эрик и Аглая не просто восседали рядом, а постоянно, как сейчас говорят, коммуницировали. То перебрасывались, словно камешками, словечками, то обменивались, словно юбилейными рублями, взглядами. А однажды — вы не поверите — мне показалось, что их пальцы на мгновение, словно две ветви деревьев, переплелись. Хотя, возможно, это у меня разыгралось воображение или начались галлюцинации.

Между тем, читка шла своим чередом и уже вплотную подходила к первой моей реплике. Я уже готовилась ее сказать, как неожиданно зазвонил мой телефон. Поспешно я извлекла его из сумочки и изумилась — на мониторе высветилась фамилия Миркина. Почему, спросите, изумилась? Да потому, что до этого момента он ни разу мне не звонил.

Звонок был очень не вовремя, так как нарушал ход репетиции, но и не ответить я не могла.

— Слушаю, Яков Миронович, — прошипела я в трубку.

— Марта, мне очень плохо, — услышала я даже не его голос, а его хрип.

— Что с вами? — поспешно спросила я.

Но ответа не услышала, вместо голоса Миркина раздался какой-то звук, словно что-то упало. Я поняла, что случилось нечто непоправимое.

Вместо своей реплики я крикнула: «Извините, мне срочно нужно уйти», схватила сумку и бросилась к выходу из зала.

На такси добралась до дома Миркина в рекордно короткий срок. На мое счастье в моей сумочке хранились ключи от его квартиры, я вошла в нее.

Миркин лежал посреди комнаты. В первое мгновение мне показалось, что он не дышит. Я склонилась над ним и убедилась, что это не так. Взяла его за запястье; пульс хоть и редкий, но все же бился в его теле.

Сокращу свой рассказ о том, как я позвонила в «Скорую помощь», как вместе с находящимся в бессознательном состоянии Миркиным поехала в больницу. Там его тут же поместили в реанимацию. Врач, который его принял, откровенно сказал мне, что положение больного тяжелое, но будем бороться за его жизнь.

Борьба длилась почти до самой ночи. Все это время я не уходила из больницы. Выпила с дюжины чашечек кофе, которыми снабжал меня стоящий в коридоре автомат. За это время Эрик звонил мне раз десять, но я сбрасывала его звонки; почему-то совершенно не хотелось с ним разговаривать.

Только когда наступила ночь, ко мне вышел врач и сообщил, что у больного было предынфарктное состояние, но сейчас опасность отступила, и ему ничего не угрожает. А потому я спокойно могу уезжать.

— Вы вовремя его доставили к нам, — добавил после короткой паузы доктор. — Если бы это случилось на час позже, не уверен, что мы бы спасли его.

Сообщив мне эту информацию, врач, было, отправился снова в отделение, но вдруг остановился возле дверей.

— Скажите, вы же Марта Заварина, актриса нашего драмтеатра? — спросил он.

Я подтвердила.

— Я несколько раз бывал на ваших спектаклях. Мне нравится ваша игра.

— Спасибо, — поблагодарила я.

— А кто вам приходится этот человек?

Несколько секунд я раздумывала. А, в самом деле, кем мне приходится Яков Миронович, какие неразрывные узы нас связывают? Вопрос при всей его видимой простоте, оказался не таким уж для меня простым.

— Это мой близкий друг, — сказала он.

Врач удивленно взглянул на меня, видимо, его смущала разность в наших возрастах. Но я не стала ему ничего объяснять, вместо этого подумала, что на самом деле, совсем не важно, сколько кому лет. Главное же в другом.

Когда я вернулась домой, было уже ночь. Но Эрик не спал, по его виду было заметно, как сильно он раздражен.

— Ты где была? — встретил он меня закономерным вопросом.

Я объяснила ему ситуацию.

— То есть, ты решила, что с этим Миркиным случилось что-то неладное, плюнула на репетицию и помчалась к нему.

— Но Эрик, с ним действительно случилось неладное. Врач сказал, что если бы его привезли в больницу немного позже, могли бы и не откачать.

— Но я все равно не понимаю, ты тут причем. У него, что нет родственников?

— Есть сын, но он живет в Израиле. Они плохо ладят. Да он бы и не успел приехать.

— Но это их проблема, пусть берет отца к себе.

— Яков Миронович, не хочет к нему ехать.

— Но тогда, учитывая, что он еврей, пусть о нем заботится еврейская община. Я знаю, в городе есть такая.

— Он не является ее членом. Я даже не уверена, что в общине знают об его существовании.

— То есть, ты хочешь сказать, что кроме тебя больше некому о нем позаботиться? — Руки Эрика от возмущения даже взмыли вверх.

— Получается, что так.

— Но получается, что после того, как он выйдет из больницы, кроме тебя за ним некому ухаживать? — Эрик буквально буравил меня глазами в ожидании ответа.

Я погрузилась в размышления. До этого момента я не думала о том, что будет после того, как Миркин вернется домой. В самом деле, кто за ним станет ухаживать?

— Наверное, мне придется это делать, по крайней мере, до того момента, пока не найдем выхода из ситуации, — не уверенно проговорила я.

— Иными словами, ты мне только что заявила, что уходишь из семьи к этому Миркину.

— Вовсе не ухожу, — запротестовала я.

— Именно, уходишь, — решительно произнес мой гражданский муж. — Нельзя жить на два дома.

— Послушай, Эрик, но если человек попал в такую сложную ситуацию, как ему не помочь. Кто знает, что когда мы будем в его возрасте, то может быть, окажемся в сходном положении.

— Когда окажемся, тогда и будем думать, что делать. А сейчас у нас другие задачи. Ты сорвала читку пьесы. Как мне прикажешь поступить? Издавать указ о твоем снятии со спектакля? Кроме того, я пришел домой усталый, голодный, думал, меня накормишь. А ты неизвестно где. Звоню, ты не просто не отвечаешь, а демонстративно сбрасываешь мои звонки.

— Прости, Эрик, я так волновалась, что не могла с тобой разговаривать.

По выражению его лица я поняла, что