Тридевятое. Книга первая - Ирина Кизимова Страница 23

— Только двиньтесь, и я выстрелю.

Кочевники переглянулись, но руки всё же опустили.

— Не могут они по-нашему. — внезапно нормально заговорил Степан, представление с лошадьми полностью избавило его от заикания.

— И как с ними тогда общаться?

— Ханы их да главные в отрядах, наверняка, нашей речи обучены. Лучше с ними толковать, ежели хотите мысль правильно донести и своего добиться.

— Тогда нужно, чтобы эти двое передали хану моё послание. Но как это сделать, если они по-нашему не разговаривают?

Степан задумался.

— Ежели чего простое сказать хотите, я могу попробовать им объяснить по-ихнему.

— А ты умеешь что ли?

— Немножко. Пока в разведки бегал, слов разных нахватался.

— Тогда передай, что я — Иван, сын царя Берендея, вызываю их хана на честный поединок. Он может использовать супротив меня любое оружие. Ежели проиграет — уберётся восвояси, ежели победит — убьёт нас обоих. Сможешь объяснить?

— Попробую.

Степан перевёл взгляд на ожидающих кочевников и начал лепетать что-то непонятное для Ивана на их языке:

— Сын царь желать бой с хан. Всякое оружие. Проигрыш — вы уходить, сын царя проигрыш — вы убивать. Понимать?

Кочевники удивлённо переглянулись, пошушукавшись между собой, а затем одновременно закивали.

— Вы идти к хану. Сейчас. — сказал Степан, указывая на лагерь. — Мы ждать тут.

Двое снова закивали аки болванчики, а затем сорвались с места и устремились прямиком к лагерю.

— Что это было, Иван-царевич? — спросил Степан. — Вы заставили коней слететь с катушек с помощью гуслей?

— Не совсем слететь с катушек, конечно. Я заставил их плясать.

— Плясать? Вы и хана тоже?..

— Может быть. — туманно ответил Иван.

Ждать упомянутого хана долго не пришлось, не успели герои расслабиться, как из лагеря повалила огромная волна кочевников, они стремительно приближались, окружая противников плотным кольцом, полностью перекрывая пути отступления. Степан задрожал, но Иван только ободряюще улыбнулся.

— Всё будет хорошо, не трусь.

— Да как же не бояться… — одними губами прошептал юноша, стойко стараясь держаться из последних сил. — Вон они какие суровые.

Толпа тем временем расступилась, пропуская внутрь рослого темноволосого юношу, одетого в лёгкую броню поверх ханского халата, он насмешливо улыбался, прищурившись от яркого степного солнца, в руках держал длинный, легко изогнутый меч, поблёскивающий в лучах светила.

— Ты и есть царевич? — спросил юноша, останавливаясь напротив Ивана, окидывая его оценивающим взглядом. — Мои люди сказали, что ты хочешь биться со мной.

— Да, я Иван царевич, сын царя Тридевятого царства Берендея. А ты кто такой будешь? — спросил Иван, выходя вперёд, остановившись на расстоянии вытянутой руки от противника.

Тот усмехнулся:

— Дерзок ты больно, Иван, сын Берендея. Звать меня Мандухай, и я третий сын верховного хана Батухана. Недолго вам править Тридевятым осталось, скоро мы сотрём все ваши города с лица земли и выстроим новое царство!

— Говорить ты мастак, Мандухай, сын Батухана. Но так ли хорош в бою?

Хан расхохотался, глядя на него:

— Да я таких как ты голыми руками по сто раз на дню на лопатки укладываю.

— Тогда тебе ничего не стоит сразиться со мной? Условия просты — если побеждаю я — ты уводишь войско, если ты — убьёшь нас, а затем и всех остальных. Согласен?

— Повеселиться напоследок с царским сыном? Отчего бы и нет. — Мандухай довольно улыбнулся. — На чём биться будем?

— Смотрю я на тебя, и думаю, что одних гуслей мне хватит. — пренебрежительно заметил Иван, извлекая инструмент из дорожного мешка.

Хан расхохотался, наблюдая за столь нелепым зрелищем:

— Ты решил драться со мной этой штукой? Что ж, тогда я просто снесу тебе башку своим мечом.

Иван огляделся по сторонам, круг был достаточно широкий, поэтому кочевники стояли с каменными лицами. Ежели бы они слышали их разговор, в воздухе бы уже стоял общий гогот.

— Пусть твой человек. — Мандухай кивнул на Степана. — Отойдёт к моим людям, и мы начнём. Всё равно не жильцы вы оба.

Степан поспешил отбежать от противников к кочевникам, которые недобро скосились на него, но ничего не сказали, пропуская того в первый ряд.

— Какие будут твои последние слова, Иван-царевич?

— Калинку-малинку знаешь?

— Чего-чего?

— Сейчас узнаешь!

И вдарил по струнам гуслей.

Хан от неожиданности выронил меч, с первыми звуками музыки, его тело полностью перестало слушаться, ноги сами пустились в пляс, а руки, оказавшиеся свободными, начали ходить туда-сюда в нелепых движениях.

— Что ты творишь? — еле смог выдохнуть Мандухай.

Лица кочевников, которые до этого были абсолютно непроницаемы вытянулись от удивления, их предводитель прямо сейчас шёл вокруг вражеского царевича вприсядку.

— Как что? Сражаюсь с тобой, ты же сам разрешил мне использовать гусли. — продолжая играть, ответил Иван.

— Откуда мне было знать, что ты колдун?

— А я и не виноват, что тебе так по душе пришлась русская музыка. — пожал плечами царевич.

Хан покраснел как помидор:

— А ну, немедленно прекрати и дерись со мной как подобает, слышишь?

— С чего бы мне тебя слушать? Ты будешь плясать, пока со стыда не помрёшь. — усмехнулся Иван.

— Тебе это с рук не сойдёт! Мои люди прикончат тебя и твою балалайку!

— Это гусли. И я прикончу их тем же образом, если ты сейчас же не сдашься.

Кочевники начинали волноваться, не зная, как себя вести: с одной стороны у них был приказ не вмешиваться в бой, с другой ненормально отплясывающий предводитель, которого стоило бы спасать из лап вражеского царевича.

— Что происходит? — спросил один из наблюдающих у Степана, поскольку он был одним из приближённых хана, то хоть и с видимым акцентом, но мог говорить с чужаками на их языке.

— Ваш хан исполняет перед Иваном-царевич постыдный танец проигравшего.

— Да быть такого не может!

— Наш Иван-царевич славится своей силушкой богатырской, вот хан и старается задобрить его.

— Это что, получается, наш хан сдался?

— Ещё до начала боя. Только смотрите как вприсядку идёт, курам на смех!

Кочевник протёр глаза рукой, надеясь, что всё