Дельфийский Оракул - Уильям Брод Страница 24

территорию раскопа покрывали следы людей и колес. Рабочие наполняли плетеными корзинами вагонетки, которые вручную или с помощью лошадей подтаскивали к ближайшему отвалу и опорожняли. Новое поселение для жителей деревни перенесли в сторону километра на полтора. По всему раскопу ползали фотографы с большими камерами, стараясь сохранить для потомков картину царившего там хаоса.

Омоль со своей командой сосредоточил внимание на центральном святилище. Следуя подробному описанию, оставленному Павсанием, раскоп принялись вести с подошвы каменистого склона, считая, что здесь должно быть начало Священной стены, главной артерии города. Прошло немного времени, и были вскрыты опустошенные сокровищницы города-государства, также найдены несколько фрагментов предметов искусства, которые не были похищены мародерами или не погибли во время катаклизмов. Двойные мраморные статуи, датированные шестым веком до н. э., представили взору археологов молодых обнаженных безбородых мужчин атлетической стати с высоко поднятыми головами и прижатыми к бокам кулаками.

Через несколько сотен лет на развалинах храма Аполлона в Дельфах выросла небольшая деревня Кастри. Жаждущие знаний и славы французские археологи в 1892 году начали переносить дома в другое место, чтобы расчистить площадку для раскопок на священных для древних греков землях.

Рядом с погребенным под землей и камнями храмом рабочие нашли мраморную статую Антиноя, любимца императора Адриана, который, будучи совсем молодым, утонул в Ниле. Статуя была больше человеческого роста, отполирована до блеска и сверкала, как фарфоровая, лицо обрамляли кудри. На фотографии, запечатлевшей момент, когда ее откапывали, видны окружающие ее смуглые рабочие на фоне груды грунта и обломков скалы.

Такие замечательные находки, относящиеся к ранним и последним годам Дельф, казались многообещающими. Французские археологи с возросшей энергией принялись раскапывать дальше. Кто знает, что еще удастся обнаружить? Может быть, и в самом деле здесь похоронены сокровища — не только золото и серебро, но и статуи великой художественной ценности и барельефы храма, которые превзойдут те, которые англичане вывезли с Акрополя.

Археологи с жаром и трепетом принялись за сам храм. Ведь им слишком хорошо был известен бесславный конец Дельф. Теперь, через пятнадцать столетий, пришло время увидеть подлинную картину разгрома. Волны лопат и кирок вгрызались в каменистый грунт. Сравнительно скоро ответ стал ясен — труды древних копателей были удачливей. Все, что осталось от великолепного храма четвертого века до н. э., было грудой блоков фундамента и какого-то количества барабанов колонн.

Участники французской экспедиции 1893 года — спустя год после начала раскопок. В центре — Теофиль Омоль, который отзывался о храме как о «сокровищнице, полной тайн, великолепия и священного трепета».

Омоль чувствовал себя обманутым. «Храм, на который возлагалось столько надежд, был огромным заблуждением», — признавался он в 1894 году, через два года после начала раскопок.

Дело становилось все хуже. После вскрытия того, что осталось от храма, французы принялись раскапывать его фундамент, где, по их представлениям, должна была находиться святая святых. Но оказалось, что именно здесь они натолкнулись на самую беспорядочную кучу камней, обломков и грунта, последствие землетрясений и оползней или, возможно, бесчинств христианских фанатиков, обративших свою ярость в первую очередь на адитон. По разным причинам не удавалось с какой-то определенностью наметить ни его местоположение, ни его формы.

Таким образом, раскопки того, что было самым чтимым местом Древней Греции, оказались самым большим разочарованием. «Мы были страшно обескуражены, — вспоминал Эмиль Бурже, один из главных участников экспедиции. — Несколько раз, когда мы снова начинали копать с величайшим вниманием и растущим чувством беспокойства, нам все чаще и все настойчивее приходила в голову одна и та же мысль, что все, что нам суждено найти, будет плодом систематического разрушения».

В 1894 году рабочие откопали статую Антиноя, фаворита римского императора Адриана. Во времена расцвета в храме находились тысячи статуй, рельефов, драгоценностей и других артефактов. Захватчики и грабители забирали сокровища, которые легче всего было унести.

Потом случилось то, что было последним и окончательным поражением. Французы все глубже и глубже вгрызались в грунт вокруг фундамента храма, который считали адитоном, и обнаружили, что чем глубже они погружались, тем меньше находили сходства с тем, о чем писали древние писатели. Не было намека ни на пещеру, ни на расщелину, ни на провал, испускающий пары, ни бездонной пропасти, из которой мог подниматься газ, ни какого-либо очевидного средства для образования мистической пневмы.

Да, по мере того как рабочие закапывались в землю, начала подниматься вода, что говорило о том, что Пав-саний был прав, утверждая, что в пределах святилища бил источник. Но это ничего не доказывало. На скалистом склоне горы Парнас било много ключей, хотя никто из рабочих или археологов, вступавших в контакт с этой водой, как будто не испытывал ничего такого, что можно было бы назвать священным опьянением или божественным безумием.

Разочарование усиливалось. Не было ли все это обманом? Что делал Оракул с его свитой? Может быть, все это один только фарс, всеобщий обман, рассчитанный на легковерных богомольцев? Хорошо известно, что власти в Дельфах очень неплохо зарабатывали на божественных предсказаниях. Особенно женщины, которые участвовали в священных церемониях и для кого это занятие было очень выгодным и почетным. Омоль с помощниками старались ни с кем не делиться этой мыслью. Ставки были слишком высоки, чтобы показывать публике свое разочарование, обнародовать сомнения, тем более если учесть факт длительного соревнования с американцами.

Французы расширили поиски, перенеся их с храма на другие площади святилища, и нашли много вещественных артефактов и других памятников, много сотен полустершихся надписей. В 1898 году был обнаружен памятник Аристотелю и его племяннику, камень, воздвигнутый в знак благодарности за составление списка победителей Пифийских игр. Это была живая история. Если новости о таких находках распространялись быстро и широко, то к крупным неудачам и общему анализу хода раскопок относились как к государственной тайне. Они так мало информации предавали гласности, что иностранные критики, в первую очередь немцы, которые раскопали древнюю Олимпию на Пелопоннесе и чувствовали превосходство над французами после победы во Франко-прусской войне, начали публично отзываться о них весьма и весьма нелестно. Тем не менее пройдут десятилетия, пока французы начнут публиковать описания своих находок.

Первое более или менее подробное описание святилища Оракула появилось кружным путем, не от французов, а от молодого англичанина, ученого, который совершил путешествие в Дельфы и встретился с Омолем и его командой. Его рассказ положил начало процессу секуляризации Оракула, который захватил почти все двадцатое столетие. В результате