Охота на Трясогузку - Алиса Перова Страница 21

— Кстати, о премии! Спасибо, Костя, что напомнил. Довожу до вашего сведения, что если до конца недели не добьёте планы, особенно это касается возврата денег, то январский аванс все получат пойлом. Как раз будет, чем развлечь себя на новогодних праздниках. А премию, даст Бог — в следующем году заработаете.

Рябинин-старший засиял, как начищенный кубок, торговые недовольно загудели, а Бабкин возмутился:

— Да у меня уже сейчас на карте по нулям!

— А если нет на карте денег, привяжите к заду веник. И метите до стопроцентного выполнения. Я ни разу не поинтересовалась, во сколько вы продираете по утрам глаза, и чем занимаетесь в рабочее время. Но, откровенно говоря, мне всё равно — хоть на печи лежите, но чтобы общий план от этого не страдал. Кому ещё напомнить, за что вы получаете зарплату? Вот и отлично, что не забыли. На сегодня у меня всё. Дальше вы продолжите с Павлом Ильичом. Всем успешной трудовой недели, и не забываем о пятничном корпоративе. С наступающим, дорогие коллеги!

Стуча каблучками к выходу, я чувствую, как прожигают спину злые взгляды, но на них плевать. Бегом отсюда в родной кабинет — в моё укрытие. Босс, конечно, удивился моему побегу, но спасибо ему — даже слова не сказал. Надеюсь, он всё поймёт.

Ворвавшись в кабинет, я залпом выпиваю стакан холодной воды из кулера и, отдышавшись, сажусь, как умная, за работу. А толку? Ни хрена не вижу и не соображаю.

После двух чашек крепкого кофе и аутотренинга перед зеркалом я почти в норме. Но в дверь раздаётся стук и сердце подпрыгивает, а мысли вмиг рассыпаются. Делаю шаг к двери, чтобы повернуть замок, но поздно — дверь открывается, являя мужика в костюме и галстуке. Задрать его в Санта-Барбару, как сказал бы Геныч.

А сердце таранит рёбра — ту-дух… ту-дух!

— Здравствуй, Аленький, — он делает шаг ко мне.

— Стой, где стоишь, Вадим Палыч, — рявкаю я и, отвернувшись, иду к своему креслу, едва удерживаясь, чтобы не перейти на бег.

— Какая ты грозная, — урчит он, снова царапая своим голосом, как наждаком по нервам. — А выглядишь, как моя мечта.

— Сочувствую, — я сажусь в кресло и устремляю на бывшего отрепетированный взгляд. — Собрание уже закончилось?

— Ещё нет, но без тебя там стало неинтересно, — подойдя к столу, Вадим выдвигает свободное кресло и садится напротив меня.

— Тогда, Рябинин, боюсь, ты ошибся с выбором работы.

— Зато ты, любимая, точно на своём месте.

А сердце ломится — аж сиськи вибрируют.

— Правда, Аленький? Охренеть, как быстро растут чужие карьеры. Отец тобой гордится.

— А ты наверняка до сих пор думаешь, что женщинам руководящие должности передаются исключительно половым путём?

— Я давно так не думаю, — тихо смеётся, дёргая мои нервы. — Можешь мне не верить, но я многое переосмыслил за эти годы и очень многое понял. — И, подавшись вперёд, доверительно шепчет: — Особенно за последние три дня.

— Представь себе, я тоже, — улыбаюсь, а внутри — ту-дух, ту-дух!

— Может быть, поэтому ты сегодня не замужем?

— Мне просто сказочно фартит, — развожу руками. — А ты почему не женился? (Гадство! Заткните мне рот!)

— А у меня оберег, — он протягивает руку и демонстрирует кольцо «Спаси и сохрани». — А ещё я разгадал секрет своего счастья. Рассказать?

— Не стоит. Терпеть не могу чужие секретики. Зато готова раскрыть тебе свой. Счастье, Рябинин, — это, когда мужчины, которые мне не подходят, ко мне не подходят.

Но он не смеётся и не злится. Смотрит, как больная собака и выдаёт:

— Счастье, Аленький, — это быть с тем, с кем сердце не ищет других. Жаль, я не понял этого раньше.

И моё предательское сердце отзывается безумной тахикардией.

— Это не твои слова, Рябинин, — стараюсь, чтобы голос звучал ровно, но он срывается на сип.

— Не мои. Но они про меня. И про тебя. Ты — лучшее, что было в моей жизни.

— Бедняжка, — закатываю глаза.

— А ведь я люблю тебя, Сашка.

— Ох, зря Вы, Вадим Палыч, так себя не бережёте.

— Ну и стерва ты, Скрипка! — бросает почти с восхищением и снова подаётся вперёд.

— Не дёргайся, Рябинин, и хватит уже лирики. Покинь мой кабинет, я от тебя устала.

Он ухмыляется, но, к моему удивлению, не возражает. Молча встаёт из-за стола и направляется к выходу, и только открыв дверь, оглядывается.

— Я не прощаюсь, любимая.

Ту-дух, ту-дух, ту-дух… трах-бах-хрясь!

А-а-а… ненавижу, сволочь!

Запрокинув лицо к потолку, я трясу головой, не позволяя пролиться слезам, и понимаю, что не могу здесь оставаться ни минуты. И пусть я глупее и слабее, чем думала, но теперь я точно знаю — мы никогда не сможем вместе работать.

— Гор, ты где? — почти выкрикиваю в трубку.

— Что-то случилось?

— Ещё нет, но скоро случится. Боюсь, я не доживу до вечера без твоего подарка.

Глава 13

Спустя полчаса, освежив пёрышки и бессовестным образом забив на работу, я срываюсь на свидание, игнорируя застывшую на пороге моего кабинета Анечку.

— Александрина Валентиновна, надо срочно подписать протокол разногласий, юрист уже всё проверил, — лепечет она, прижимая к груди папку с документами.

— Мне некогда его перечитывать, Рябинину подсунь, — я выдергиваю из шкафа шубку и беглым взглядом осматриваю себя в зеркале. Глаза блестят, щёки пылают, грудь вздымается. А внутри вообще жуткий кипиш.

— Ка-какому Рябинину? — почти шёпотом спрашивает моя помощница.

— Хороший вопрос, — я бросаю на слегка побледневшую Анечку насмешливый взгляд. — А сама-то ты как думаешь?

— Да я… Александриночка Валентиновна, неужели это… правда? Я не поверила, но торговые говорят, что новый Рябинин теперь будет вместо Вас.

Хм, отличный лозунг для бунта на корабле: «В Новый год с новым Рябининым!»

— Не горюй, Анют, зато для тебя есть несомненный плюс — Вадим Палыч звучит и произносится гораздо проще, чем Александри-ноч-ка Валентиновна.

— Ну зачем Вы так?..

— Так, всё, выходим, — я торопливо покидаю свой кабинет, попутно выталкивая расстроенную Анечку, и устремляюсь к лифтам.

— А Вы надолго? — несмело звучит мне вслед.

— Как пойдёт, — бросаю ей, не оглядываясь.

А из лифта, держа в руках пакет с пончиками, вываливается Алина. И с места в карьер:

— Саш, ну и как он тебе?

Даже не собираюсь спрашивать, кто этот ОН, и так понятно. Зато у меня очень зудят руки от желания вырвать пончики из холёных