Королевы и монстры. Яд - Джей Ти Джессинжер Страница 52

Впрочем, ничего нового. Моя жизнь и до этого не напоминала романтическую комедию.

Я протягиваю руки и беру его лицо в ладони; грубая щетина слегка царапает пальцы.

– Я тебя услышала. Но ты кое о чем забываешь.

Кейдж напряженно ждет, сверля меня немигающим взглядом.

Я шепчу:

– У меня всегда или пан, или пропал. Все или ничего. Неважно, где мы живем и насколько далеко мы друг от друга. Я твоя. Твои клятвы скреплены кровью, но мои – сердцем. И мое сердце теперь принадлежит тебе. Мне не нужен белый забор и пикники в парке. Мне нужно лишь то, что ты можешь дать. И это самое прекрасное, что у меня было.

Через секунду он хрипло спрашивает:

– Что это?

– Ты сам.

Он прикрывает дрожащие веки. Сглатывает и облизывает губы. Потом переворачивается на спину, укладывает меня сверху и тяжело вздыхает, глядя в потолок, нежно удерживая мою голову в одной руке, а другой крепко прижимая меня к груди.

Так мы и засыпаем, и наши сердца в унисон бьются в темноте, пока все проблемы, которые поджидают нас снаружи и угрожают уничтожить, на время отступают, позволяя нам отдохнуть, обнявшись и грезя о мире, где мы можем быть вместе без страха. О мире без клятв, стрельбы и боли. О мире без секретов, мести и сожалений. О мире, которого не существует – по крайней мере, для нас.

26

Нат

Когда с утра мы просыпаемся, весь двор укрыт снегом.

– Белое Рождество, – мурлычет Кейдж, встав рядом со мной у большого окна в гостиной.

Я укутана в теплую шаль, а еще меня обнимают его теплые руки. Он упирается подбородком в мою голову. Я ощущаю спокойствие, тепло, уют, безопасность… и думаю, что мне очень повезло.

Какая бы странная у нас ни была ситуация, у многих нет даже этого.

Моя соседка напротив – семидесятилетняя женщина по имени Барбара. В прошлом году на вечеринке по поводу своего дня рождения она сказала мне, что никогда не была замужем, потому что любовь – это слишком рискованная штука.

Она бухгалтер. Как и Дэвид, Барбара испытывает симпатию к вещам, на которые можно положиться: государственные облигации, статистические выкладки, второй закон термодинамики.

Однажды я спросила Дэвида, как человек вроде него мог влюбиться в девушку вроде меня – импульсивную, эмоциональную, математически неграмотную, – и после недолгой паузы он мрачновато ответил:

– Даже у Ахиллеса были слабости.

Классический Дэвид – краткий и загадочный. До сих пор не вполне понимаю, что он имел в виду.

– У меня кое-что для тебя есть, – говорит Кейдж.

Я, закашлявшись, посмеиваюсь:

– Думаю, мне уже хватит, сэр. Достаточно двух раз ночью и одного с утра.

– Не это.

Его голос звучит серьезно, так что я оборачиваюсь и смотрю на него. На его лице выражение, которого я никогда не видела раньше. Обычная нежность – да, но также и сомнение. Как будто он не уверен в моей реакции на что-то.

– Что это?

– Сама посмотри. Оно у меня в кармане.

Я опускаю взгляд на его серые штаны. Единственное, что я вижу, это бугорок прямо по центру.

– Не нужно играть со мной в игры, чтобы я потрогала твой прибор.

Он вздыхает.

– Просто опусти руку в левый карман.

Улыбаясь, я отвечаю:

– Ладно. Пусть будет по-твоему.

Я запускаю руку ему в карман, словно пытаясь обнаружить невероятное сокровище, которого там, очевидно, нет, иначе бы я увидела очертания под тканью.

– Ловись рыбка большая и маленькая… Так, я нашла замечательный катышек. – Поморщившись, я смахиваю мусор с пальцев и продолжаю шарить. – А еще тут какая-то мясистая мужская часть тела. Это что – бедро?

– Ниже, – говорит Кейдж тихим голосом.

Нахмурившись, я достаю рукой до самого дна кармана, пока мои пальцы что-то не нащупывают.

Что-то маленькое, круглое и металлическое.

Мой пульс отдается в каждом нервном окончании, и я медленно извлекаю предмет. А потом с распахнутыми глазами, разинутым ртом и неимоверным шоком на него смотрю.

Кейдж забирает у меня кольцо, надевает его на средний палец моей левой руки и произносит:

– Это любовный узел. Три переплетающихся кольца символизируют разные выражения преданности. Белое золото мягкое. Оно плавится и прикипает к руке так же, как любящие друг к другу. Желтое золото прочное – такое же прочное, как и любовь, которая противостоит всему, что пытается ее сломить. А розовое золото редкое. – Он заглядывает в глубину моих глаз. – Как и то, что возникло между нами.

Когда я начинаю плакать, на его лице возникает ужас.

– Ох, черт. Тебе не понравилось.

Я падаю ему на грудь и слабо бью кулаком в плечо. Надеюсь, не в больное, но меня слишком переполняют эмоции, чтобы об этом думать.

Кейдж сипло бормочет:

– Извини. Я верну его. Это слишком рано.

Громко всхлипывая, я кричу на него:

– Можешь заткнуться?! Я счастлива!

– О… – Он замолкает, а потом смеется. – Не могу смотреть, когда тебе плохо.

Я плачу в объятиях у него на груди, пока не успокаиваюсь настолько, чтобы взглянуть на него.

Увидев мое лицо, он ласково дразнится:

– Кто бы мог подумать, что такая красивая девушка может так уродливо плакать?

Я фыркаю и вытираю лицо.

– Будешь еще умничать, и я убью тебя на месте.

– Не убьешь. Я тебе нравлюсь.

– Ты ничего. Вроде как.

Снова рассмеявшись, Кейдж притягивает меня к себе и опускает подбородок мне на голову. А потом опять становится серьезным и глубоко, тяжело вздыхает.

– Это клятвенное кольцо, детка, – мягко произносит он. – Это моя клятва тебе, что я – твой. Но…

Его неуверенное молчание заставляет меня поднять взгляд. У меня внутри все сжимается от острого укола паники.

– Но что?

Он гладит меня по щеке, нежно смахивая последнюю слезу большим пальцем.

– Но мы не можем пожениться.

Я закрываю глаза, чтобы он не увидел, что сейчас пронзил мое сердце насквозь.

– Потому что это небезопасно, да?

– Потому что мне не позволено.

Мои глаза распахиваются. Я смотрю в его красивое лицо нахмурив брови.

– Не позволено? В каком смысле?

– Помнишь, я говорил, что моя жизнь мне не принадлежит? Это относится в том числе к женитьбе. И выбору невесты.

Я в шоке высвобождаюсь из его объятий и отстраняюсь, хлопая ртом и не веря своим ушам.

– Ты шутишь.

– Нет.

Судя по выражению лица, Кейдж