Королевы и монстры. Яд - Джей Ти Джессинжер Страница 51

– По большому счету он просто меня взбесил.

Я не вижу его лица, но чувствую, как Кейдж хмурится на меня в темноте.

– Ты угрожала подстрелить шерифа, потому что он тебя взбесил?

Будучи произнесенным вслух, это и правда звучит паршиво. Я начинаю слабо защищаться:

– Он ездил вокруг моего дома днем и ночью, неделями…

– Минуточку. Что? – рычит Кейдж.

– Понимаешь? Это бесит! И он наговорил кучу всего оскорбительного по поводу меня и тебя, и не уходил, даже когда я его попросила, и в целом вел себя как первостатейный придурок.

Кейдж какое-то время молчит, пылая от гнева.

– Спасибо, что сказала. Я с ним разберусь.

У меня округляются глаза.

– Под «разберусь с ним» ты имеешь в виду…

– Я имею в виду, что твой мужчина с этим разберется. Можешь больше не бояться, что он тебя побеспокоит.

Продолжая ворчать, Кейдж опускает голову обратно на подушку и просовывает руку мне под шею. Мы несколько минут лежим в тишине, пока его дыхание снова не выравнивается.

И тогда я шепчу:

– Только не делай с ним ничего плохого. Ладно?

Он недовольно выдыхает.

– Я не хочу, чтобы это оказалось на моей совести. Обещаешь?

– Ты наставила на него оружие, а мне нельзя?

– Мое не было заряжено. А твое будет.

В этот момент я понимаю, что сейчас он взорвется.

– Оно не было заряжено?! Но почему, черт возьми?

– Да я вообще держу ружье только потому, что его папа оставил! А еще это город с четырьмя сотнями жителей и крайне низким уровнем преступности. А еще у меня большая собака.

Кейдж саркастично фыркает.

– Собака, которая встретила меня, размахивая хвостом, когда я взломал замок на задней двери, и тут же улеглась спать на диване?

– Да, Моджо такой. Он не то чтобы очень бдительный.

– Да он на транквилизаторах!

– Он счастливый пес!

– Из счастливых псов выходят плохие охранники. Нужно купить тебе ротвейлера.

Мне сразу представляется стокилограммовый монстр, скалящий на меня свои огромные слюнявые клыки, пока я сплю.

– Точно нет.

– Тогда хотя бы заряди ружье.

– У меня нет патронов.

Вздох Кейджа выражает крайнюю разочарованность моей неготовностью к возможному вторжению.

Я стараюсь выдерживать максимально легкий тон:

– По крайней мере, ближайшие три недели я точно буду в безопасности. Так что все.

Снова недовольное ворчание. Закинутая на меня рука крепко стискивает мою талию.

Я чувствую, как работает мозг Кейджа, переваривая услышанное. Мои слова не должны были прозвучать двусмысленно, но, возможно, так и вышло. Как будто я упрекнула его в том, что он не может бывать здесь чаще. Как будто пытаюсь внушить ему чувство вины.

Когда я открываю рот, чтобы объясниться, он останавливает меня:

– Я знаю, что это не наезд.

Я шепчу:

– Ладно. Хорошо.

Однако его тело все еще напряжено. Я почти уверена, что он сжимает челюсти.

– Но я гарантирую, твое терпение будет вознаграждено, – говорит Кейдж низким голосом. – Тебе нелегко соблюдать эти условия.

Мое сердце замирает. Я закусываю губу, чтобы не спросить его о том, о чем мне хочется, но в итоге не сдерживаюсь и все равно шепчу:

– А тебе легко?

Кейдж медленно вдыхает и выдыхает, уткнувшись лицом мне в шею. Почти касаясь губами моего уха, он шепчет:

– Это чертова пытка, детка.

Я замираю в ожидании, но он не вносит никаких предложений. Не говорит о возможности как-то поправить ситуацию. Неважно, насколько тяжело нам видеться лишь время от времени, похоже, что все так и будет продолжаться.

Потому что по какой-то причине Кейдж не хочет менять статус-кво.

Предполагается, что для моей безопасности. Но не настолько же я уязвима здесь, где мне в затылок дышит полиция, а обезумевший бывший следит за мной черт знает с какими идеями в голове после того, как я сыграла с ним в Энни Оукли?[1]

Может быть. А может быть, и нет. Я никогда не узнаю, потому что Кейдж никогда мне не скажет.

От этой мысли становится невероятно паршиво.

Когда я со вдохом зарываюсь лицом в подушку, Кейдж тихо произносит:

– А что, если?..

Мои глаза распахиваются, а сердце колотится в груди.

– Что, если что?

– Что, если я переселю тебя поближе ко мне? В Нью-Джерси есть очень милые пригороды…

– Нью-Джерси?

– Тогда Мартас-Винъярд? Там просто замечательно.

Я пытаюсь не злиться, но моя шея уже заливается краской.

– Это вообще Массачусетс! Ты хочешь, чтобы я все бросила, переехала на другой конец страны и все равно жила в другом штате?

– Это всего в пяти часах езды от Манхэттена.

Я повышаю голос.

– Всего?!

Он выдыхает.

– Черт. Ты права. Забудь об этом.

Я разворачиваюсь в его объятиях и смотрю на него в темноте. Его глаза закрыты, желваки больше не гуляют. Он явно решил, что разговор окончен.

Думаю, нужно кое-что прояснить.

– Кейдж. Посмотри на меня.

Не открывая глаз, он коротко командует:

– Спи.

Ох уж этот властный, крепколобый, невыносимый мужик! Чем дольше я его знаю, тем выше моя потребность в лекарствах от давления.

– Нет. Мы поговорим об этом прямо сейчас.

– Ты знаешь выражение «патовая ситуация»? Вот это она и есть. Мы ничего не можем поделать, сколько бы ни разговаривали. Так что давай спать.

– Кейдж, послушай меня…

Он вдруг переворачивает меня на спину и садится на меня верхом. А потом наклоняется прямо над моим лицом и начинает орать:

– Ты лучшее, что со мной случалось! Лучшее, но в то же самое время однозначно и худшее, ведь, черт возьми, есть я, и то, чем я занимаюсь, и все, что из этого вытекает! У меня никогда не будет дома с белым заборчиком, Натали! У меня никогда не будет воскресных обедов с друзьями, или барбекю на День благодарения с родней, или пикников в парке, или что еще там бывает у нормальных людей, потому что я не нормальный человек. Моя жизнь мне не принадлежит, понимаешь? Я дал присягу. Я принес клятву и скрепил ее кровью. Эти люди – моя семья. Наше братство – это моя жизнь. И выхода нет. Плата за вход – кровь, а уйти нельзя. Никогда. – Его голос срывается. – Даже ради любви.

В ушах стучит пульс, сердце грохочет. Я смотрю в его прекрасное лицо и печальные глаза, полные боли и тьмы, и понимаю, о чем он говорит. Мы обречены.

Полагаю, я уже об этом знала. То, что возникло между нами, не может продлиться долго. Даже если отбросить все трудности с поддержанием отношений на расстоянии трех тысяч миль друг от друга,