Рита, или Топор за сценой - Ирина Июльская Страница 22

- Сейчас я помою посуду и мы пойдем гулять. Посмотри какая чудесная погода за окном, - сказала бабушка. Она раздвинула шторы на кухне. Солнце ярким лучом ударило Игоря в лицо. Он отпрянул и болезненно поморщился. Поблагодарив бабушку, поднялся из-за стола и направился в комнату, где ему захотелось опять залечь на кровать и проваляться на ней весь день. Желания одеваться и идти гулять с бабушкой не было совсем.

- Я не ребенок и не щенок, чтобы давать себя выгуливать, - закипал внутри себя Игорь. Ему становилось все труднее сдерживаться, чтобы не обидеть бабушку, не наговорить ей неосторожных слов, после которых придется просить прощения.

Минут через пятнадцать Тамара Елизаровна, предварительно постучав в дверь, зашла в комнату Игоря:

- Так ты еще не одет? Мы же хотели пройтись по воздуху…

- Ты иди. Я не пойду.

Взгляд Тамары Елизаровны упал на истощенную фигуру внука. Он лежал на спине, отвернувшись лицом к стене. Казалось, в толстом махровом халате нет тела; есть только голова, торчавшие из рукавов худые кисти рук, да ноги, словно палки, покрытые волосами.

- Бабушка, неужели ты не понимаешь, что мне конец. Я умираю. И это лучшее, что со мной может случиться. Это освобождение.

- Игорек, внук мой! О чем ты говоришь! – Тамара Елизаровна с трудом удерживала, душившие ее рыдания, подкатившие к горлу.

- Прости, что не оправдал твоих надежд. Хорошо, что мама не видит, что со мной произошло. Винить некого, – сам виноват. – голос Игоря становился все слабее. – И все же это неправильно, когда мальчика растят одни женщины. Вот и вырастают такие уроды, как я.

- Игорек, мы, если полностью не вылечим, то продлим твою жизнь. Я повезу тебя за границу, там есть методика, уже оправдавшая себя.

Игорь слабо усмехнулся, на смех у него не было сил. Подавив в себе приступ кашля, ответил:

- Нет смысла меня спасать. Поедем за границу... и на какие шиши?

- У меня есть деньги. Я получила наследство.

- Это от кого же? Может от моего легендарного отца, которого никто не знал и не видел? Богатого графа Монте-Кристо?

- От твоего деда Юрловича Мирослава Карловича.

Игорь повернул лицо к Тамаре Елизаровне, его глаза на миг вспыхнули живым огнем.

- Да, Мирослав Карлович был твоим дедом. Твоим настоящим дедом. Отцом Галины, твоей матери.

- А, он знал об этом?

Тамара Елизаровна опустила голову:

- Нет. В молодости я хранила тайну от своего мужа, потом от дочери. Побоялась сказать правду, сломать привычный, устоявшийся уклад. Мирослав жил, как свободный художник и ничего не хотел менять. Я была уверена, что ему, кроме его привычного образа жизни без обязательств, никто не нужен. Он и не скрывал от меня своих взглядов. Я любила его, а он порхал от цветка к цветку, как «весенний шмель»! Я чувствовала себя его очередной музой, только и всего. И, лишь, получив от него вместе с наследством письмо, поняла, как я ошибалась, как плохо знала его.

- Когда я жил с ним рядом, он очень страдал от одиночества. Ему не хватало семьи. Почему ты ничего не сказала ни ему, ни мне! Я бы не натворил так много ошибок из-за моей неприкаянности, ощущения безвыходности.

- Я много думала об этом, но побоялась, что он может неправильно понять, заподозрить в меркантильности.

- Он не был жадным Гобсеком или Кощеем, «трясущимся над златом». Я бы тогда относился к нему гораздо лучше. Да, у меня были мысли, завладеть его квартирой и всем им нажитым за жизнь имуществом. Из-за этого я и потерял девушку, с которой думал связать свою жизнь. Все разрушила ложь, а я теперь погибаю. Впрочем, я не виню никого, просто я оказался слабаком.

- Мирослав по завещанию оставил мне картину, которую я любила рассматривать, когда бывала у него в наши молодые годы. Она стоит не меньше миллиона долларов. Ее можно продать и оплатить твое лечение.

Игорь откинулся на подушки и устало закрыл глаза:

- Прошу тебя, оставь меня одного. Мне надо отдохнуть.

Тамара Елизаровна послушно вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Глава 22 Последняя воля

После этого, непросто ей давшегося разговора с внуком, Тамара Елизаровна надела пальто и закрыв за собой входную дверь, спустилась по лестнице и вышла на улицу. Ей не хватало воздуха. Весеннее солнце озорно, будто мяч подпрыгивало, отражаясь то в лужах, то в витринах, перекатывалось по улицам города, вселяя в прохожих радость на скорый приход лета. Весело щебетали птицы, купаясь в лужах с талой водой, и только радостный визг детей, с шумом бегающих по площадке перед домом, распугивал их, заставляя разлетаться в стороны. Взрослые окликали малышей, чтобы кто-то, из особо расшалившихся, не угодил в лужу.

Это весеннее сумасбродство, беспечность и всеобщее радостное помешательство после долгой, темной зимы, никоем образом не затрагивало Тамару Елизаровну. Погруженная в свои невеселые мысли, она признавала, что Игорь во многом прав и все ее актерское мастерство не в силах противостоять отчаянию и горю бабушки, на глазах терявшую единственного внука. Она, всегда ходившая с прямой, гордой осанкой, не позволявшая себе выйти из дома без макияжа, поникнув, брела среди типовых строений окраинной Москвы. Такую Москву она не знала и не воспринимала. В молодости жила в районе Садового кольца, там протекала вся ее столичная жизнь, там в старинном здании театр, в котором она служила до самого отъезда с мужем в Магадан. Там, в одном из переулков тихого центра, до сих пор стоит старый дом, куда она приходила на тайные свидания к Мирославу. Убегала к нему, как в спасительный мир, где есть любовь, а не просто долг и семейные обязанности. Муж казался ей ограниченным солдафоном, не имевшим понятия о тонких материях ее души. Только Мирослав был способен понять и дать ей это. Они читали одни книги, слушали одну музыку. Понимали друг друга без слов. Встречаться начали еще во время войны, муж воевал, а Мирослав был в тылу, в каком-то ведомстве занимался поставками чего-то на фронт. Впрочем, она совсем не вникала, почему у него была бронь. Однако, именно в то время его коллекция антиквариата