Дни, когда мы так сильно друг друга любили - Эми Нефф Страница 13

Это было бы даже смешно, если бы не было так грустно. Кто бы мог подумать, что самая рациональная в семье теперь я? Мама с папой одержимы бредовой идеей, Томас дуется как ребенок, а про Вайолет я вообще молчу – это единственный человек на свете, который романтизирует все, кроме собственного брака. Она до сих пор по-детски благоговеет перед родителями и не способна критически оценивать их поступки. Она не согласилась со мной, когда я сказала, что план у них совершенно дурацкий и, как только дойдет до дела, они дадут задний ход. По мнению Вайолет, родители всегда знали, что не смогут жить друг без друга, и, скорей всего, договорились о чем-то таком давным-давно. Она заявила, что не представляет их по отдельности и что их задумка не так уж плоха: мол, зачем оставаться в одиночестве и к тому же с разбитым сердцем. В такие моменты я думаю, что, видимо, в семье я не единственная, кто сидел на наркотиках.

– Это важно, – настаивает мама.

Через секунду до меня доходит, что она все еще про оркестр, зачем-то он ей понадобился.

Я резко разворачиваюсь, как загнанный в угол бык.

– Так, важно, понятно.

Если важно, значит, сделаем.

Мама держит нарочитую паузу. Она всегда так делает, когда хочет показать, что услышала нас. Есть в этом некая покровительственная нотка, особенно заметная сейчас.

– Я хочу сыграть. С Бостонским оркестром. Всегда об этом мечтала. А времени у меня очень мало.

– Ну по поводу времени ты сама решила. Да, ты говорила, что тебе становится хуже, и быстрыми темпами. Это ужасно, конечно, но выбрать дату и даже не попробовать продержаться подольше… – Я перехожу на визг: – Не могу больше обсуждать эту бредятину!

– Давай вместе сыграем.

– Ты шутишь?!

– Ты, я и оркестр. Ты мне очень нужна.

Ее настойчивость вызывает у меня жестокий смех.

– Во-первых, я понятия не имею, есть ли там у Маркуса знакомства. Во-вторых, я уже сто лет не играла на концертах.

Я, конечно, вру. У Маркуса тесные связи с Бостоном, он вырос в Роксбери и стал кем-то вроде местной знаменитости. Он был первым афроамериканцем, получившим премию Уорта Бингема за журналистские расследования. Кучу лет проработал в «Бостон Глоуб», часто мелькал по телевизору, беря интервью у политиков и дипломатов, пока в тридцать шесть лет с ним не приключился инфаркт. Маркус сразу посмотрел на свою кипучую деятельность другими глазами, уехал из Бостона в Коннектикут и зажил на побережье более спокойной жизнью. Вероятно, хватило бы одного звонка, и все закрутилось-завертелось бы. Концерт – особая история. То, что я много лет не играла на таком высоком уровне, – чистая правда, но после маминых слов я задаюсь вопросом: а смогла бы?

– Зачем я тебе там?

– Я, наверное, одна не справлюсь.

Я вижу, как дрожат у нее руки над клавишами, и в выстроенной мной стене расшатывается кирпич.

– Почему ты мне не сказала?

В голове всплывает вопрос, заданный Томасом в тот вечер. «Кто-то из вас смертельно болен?» Нет, этого не может быть.

– Самозащита, наверное, – вздыхает мама. – Теперь ты знаешь, почему мне нужно взять под контроль остаток жизни и успеть исполнить мечту. Пойми меня.

Она разыгрывает знакомую карту. Кое в чем мы с ней очень похожи. Именно эта общая черта двигала мной, когда я полный день работала кассиром в банке, а ночами изучала журналистику и при этом в одиночку растила Рейн. Я не виновата, что она не осуществила свои мечты, но понимаю, почему она этого хочет. Бабушка с упреком говорила, что нам с мамой вечно чего-то надо. Для меня подобный упрек слаще похвалы. Кто-то меня называет напористой, кто-то – жесткой. Пусть думают, как хотят; благодаря этому качеству я многого добилась. Мама – меньше, но она и ставила на первое место другие вещи. Например, супружеские отношения.

Она улыбается.

– Знаешь, что мы будет играть?

– Ну ты даешь. Я еще не согласилась, а ты уже выбрала произведение.

Эта женщина переходит все границы. И все же, вопреки здравому смыслу, мое любопытство задето.

– Так ты согласна?

– Посмотрим.

Я впервые поднимаю на нее глаза, вовлекаюсь в наш парадоксальный разговор и следую за Белым кроликом в Страну чудес.

– Что ты выбрала?

– Десятый концерт Моцарта для двух фортепиано.

Она достает ноты из-под откидного сиденья и ставит передо мной.

– Я еще не сказала, что согласна!

Но уже начинаю наигрывать, ставлю ноги поудобней, плечи расслабляются по мере того, как произведение набирает ход. В памяти внезапно всплывает воспоминание из юности: последнее Рождество перед тем, как я уехала из дома, мы с мамой в то время были на ножах. Папе вздумалось ее удивить, коллективно исполнив песню «Устрой себе веселое маленькое Рождество». Столь банальный выбор мог сойти с рук только ему. Сначала он привлек к делу Вайолет, которую и уговаривать не пришлось, а она уже должна была завербовать нас. Я согласилась, хотя умоляла выбрать что-нибудь поинтереснее, не такое тривиальное. Томаса еле уломали.

Мы репетировали несколько недель (репетиции особо там не требовались), пользуясь тем, что мама уезжала давать уроки. Когда наступило рождественское утро, я уселась за пианино, рядом в пижамах выстроились Томас, Вайолет и папа. В углу стояла елка, на полу валялась скомканная оберточная бумага. Они спели, ужасно фальшивя, стараясь изо всех сил. Мама растрогалась, благодарила, с трудом выговаривая слова сквозь слезы. Казалось, я совершенно забыла об этом случае, а сегодня, спустя много лет, почему-то вспомнила. Я вглядываюсь в партитуру Моцарта, и у меня перехватывает горло.

Я не знаю, что принесет этот год, что решат мои родители, но сыграть с Бостонским оркестром – это хороший способ потянуть время, прекрасная отдушина, событие, которого стоит ждать, к которому нужно стремиться. Это мой подарок матери, осуществление ее мечты в благодарность за все, что она мне простила. Это подарок себе – той части себя, которой я позволила увянуть, – как символ нашей прежней гармонии. Воспоминание, за которое можно держаться, если то, что они говорят, правда; если, несмотря на наши надежды и протесты, через год они все-таки уйдут.

Глава 4

Эвелин

Июнь 1942 г.

Поезд, покачиваясь, отходит от Южного вокзала и везет меня обратно в Стони-Брук. Закончился второй, последний, год моего обучения в школе для