Самый тёмный грех - Ноа Хоуп Страница 42

Осторожно подхватив Дану на руки, я почувствовал, как её вес просачивается в кости, проникает в самую глубину моего испорченного существа. Каждый шаг давался с невероятным трудом, словно сама земля сопротивлялась, не желая отпускать её, цепляясь за неё мёртвой хваткой. Но я не мог позволить себе сдаться, потому что её смерть означала бы и мою собственную.

Когда мы, наконец, добрались до гостиной – казалось, прошло целая вечность, – я уложил её на диван, стараясь быть максимально осторожным, и не причинить ей ещё хоть капли боли, потому что даже сама мысль об этом вызывала во мне приступ дикой, животной ярости.

– Принесу бинты. – сказал Джек и тут же метнулся на кухню, где должна была быть аптечка. Адам и Тео остались рядом, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, их взгляды, полные тревоги и бессилия, метались между мной и Даной, отражая мой собственный внутренний хаос.

Я остался на коленях рядом с моим ангелом, чувствуя, как тревога расползается по мне, как яд, проникает в каждую клеточку тела, отравляя меня изнутри. Дана выглядела такой хрупкой, будто могла развалиться на кусочки при малейшем прикосновении.

Я наклонился, пытаясь услышать её дыхание, прислушиваясь к едва уловимым звукам жизни, и в этот момент она открыла глаза. В её взгляде не было ничего, кроме бесконечной усталости и безмерной, всепоглощающей боли, которая пронзила меня насквозь.

– Лукас… – прошептала она, и этот звук, хриплый, был как спасательный круг в бушующем, грозящем меня поглотить море отчаяния.

– Я здесь. Я никуда не уйду, слышишь?

Она снова закрыла глаза, потеряв сознание. Но, к счастью, в этот момент, появился доктор, которого вызвал, видимо, кто-то из моих братьев. Я сделал глубокий и такой необходимый вздох. Врач попросил нас выйти, и только оказавшись в кабинете, до меня дошло, что она назвала меня настоящим именем. Хотя я не снимал маску.

– Дана знает… – прошептал я, лихорадочно пытаясь понять, как, где я прокололся, или, неужели, её воспоминания, наконец, вернулись? И что самое важное – могло ли это стать причиной её попытки самоубийства? Могла ли Дана возненавидеть меня настолько сильно, чтобы решиться на этот отчаянный поступок, на такой ужасный способ сбежать от меня?

Глава 20. Дана

Ресницы затрепетали, и я с трудом разлепила веки, жмурясь от резкой вспышки боли, пронзившей виски. Холодный пот лип к коже, а желудок скручивало тугим, болезненным узлом. Мир вокруг расплывался мутным, искажённым калейдоскопом, от которого подкатывала тошнота. Тонкие лучи солнца, пробиваясь сквозь щели в плотных шторах, рисовали на стенах причудливые узоры.

Мой голова гудела, пульсируя тянущей, изматывающей болью. Тело ломило так, будто меня не просто переехал грузовик, а методично протащил по раскалённому асфальту, вдавливая в него, перемалывая кости в мелкую крошку.

Воспоминания накатили мутной, отравленной волной: пронзительные крики, звенящая, давящая на барабанные перепонки тишина, горький, металлический привкус таблеток на языке, и лицо Римо, склонившегося надо мной… который оказался Лукасом…

Боже, неужели это правда? Или это всего лишь больная игра моего измученного разума?

Фантомные ощущения его прикосновений, обжигающие, как клеймо, всё ещё пульсировали на коже.

Он был там. Лукас – Римо. В том проклятом подвале.

Оглядевшись, я обнаружила, что в комнате, кроме меня, никого не было. Меня охватило облегчение. Или это было разочарование? Я не была уверена. Мне хотелось увидеть Лукаса, убедиться, что это не сон, не бред… но в то же время меня парализовал страх.

Я медленно села на кровати, подавив стон – острая боль в запястьях отозвалась тупой, ноющей пульсацией. Я была перебинтована и в другой одежде. Тонкая хлопковая ткань приятно холодила кожу.

Кто-то позаботился обо мне… переодел меня… прошлой ночью.

Кожа покрылась мурашками.

Чьи руки прикасались ко мне, когда я была так уязвима и беззащитна?

Мысль об этом вызвала волну тошноты.

С трудом поднявшись, пошатываясь, словно пьяная, я добрела до ванной. Ледяная вода, обжигающая кожу, немного привела меня в чувство, смывая липкие остатки кошмара. Каждый вдох отдавался болью в груди, дрожь пробегала по телу мелкими судорогами. Я жадно глотала воздух, пытаясь унять её. Вгляделась в своё отражение в зеркале. Бледное, осунувшееся лицо, тёмные круги под глазами, застывший, пустой взгляд.

Призрак, а не женщина.

Выйдя из комнаты, я бесшумно побрела на кухню. Желудок болезненно сжимался, но я понимала – нужно что-то съесть, набраться сил. Хотя бы попытаться.

На кухне, за столом, сидел Тео. Он смотрел в окно, его плечи были напряжены, словно нёс на себе тяжесть всего мира. Почувствовав моё присутствие, Тео резко обернулся. Его взгляд, сначала настороженный и напряжённый, сменился чем-то похожим на сочувствие.

Некомфортная, давящая тишина повисла в воздухе, густая, вязкая, как сироп. Мне хотелось развернуться и уйти, но мужчина окликнул меня:

– Дана, подожди. Не уходи. Присядь, пожалуйста. Я… тебе кофе сделаю.

Его голос был ровным, контролируемым, но я чувствовала напряжение, исходящее от него волнами, видела, как подрагивают его пальцы, сжимающие край стола. Я не готова была ещё находиться рядом с ним, и с кем-либо из них, но ноги как будто приросли к полу, отказывались повиноваться. Я молча, как марионетка, опустилась на стул, не поднимая глаз.

Тео поставил передо мной бокал. Горячий кофе обжёг пальцы, когда я неловко взяла чашку. Аромат тёмной обжарки смешивался с тяжёлым запахом сандала и сигарет, напоминающим о Лукасе… о Римо… о том, кем бы он ни был. Пар поднимался вверх, завиваясь призрачными спиралями. Мы сидели несколько минут в тишине, нарушаемой лишь тихим звоном ложек о фарфор, гулким тиканьем настенных часов и нашим прерывистым дыханием.

Наконец, Тео заговорил, его голос был тихим, неуверенным, с примесью вины:

– Дана… я… прости меня. За то, что наговорил Лукасу вчера… Я был неправ. Вёл себя как последний кретин. Просто… всё это… – он запнулся, сделав большой глоток кофе.

Почему Тео так нервничает?

Я, наконец, заставила себя встретиться с его глазами и увидела его взгляд, полный стыда и раскаяния.

– Я… перегнул палку. – продолжил он, нервно теребя край скатерти. – Просто… я… чёрт… я люблю Селину. Сестру Лукаса. А её… её похитили. И нам нужно… сосредоточиться на этом. На её поисках. Но Лукас… он одержим тобой… отвлекается, теряет контроль. Поэтому… я так разозлился.

Тео замолчал, его пальцы беспрестанно теребил край скатерти, а взгляд метался по комнате, избегая моего. Я молча смотрела на него, пытаясь осмыслить его слова. Мир вокруг меня