Беда - Никки Мэй Страница 11

джолоф в котле, который был даже больше детского бассейна! Рис приятно пах дымком — так пах джолоф на вечеринках, и он совсем не похож на домашний. Ронке восхищенно наблюдала, как женщины толкли ямс, сидя со скрещенными ногами на табуретках. Плечи обнажены, на груди платья-обертки, сильные бедра сжимали деревянные ступки. Их руки двигались в унисон. Плюм, плюм, плюм. Папа рассказывал, что пот женщин попадает в ямс, и из-за этого блюдо становится только слаще. Ронке ему верила. Она верила всему, что он говорил.

Ящики с пивом «Гиннесс» и «Стар» примостились у стены возле огромных бочек из-под масла, переоборудованных для хранения льда. Большущие кубики льда привезли еще на рассвете. Ронке и ее брат Айо повизгивали от холода, перекладывая их в бочки. К полудню они были полны воды, лед превратился в мелкие кубики.

У тетушки Кей есть фотография с той вечеринки — она висит у нее в гостиной. На ней десятилетняя Ронке танцует, а папа шлепает ей на лоб банкноту в пять найр[42]. Овамбе без денег — не настоящая овамбе. Играла музыка, молодежь танцевала, а гости постарше раздавали деньги, точно игральные карты, и лепили их на влажную от пота кожу. У Ронке прекрасно получалось, да и вообще она всегда любила танцевать. Позже они с Айо уселись под ореховое дерево, стали попивать тепловатую колу и пересчитывать при свете фонарика выручку. У нее вышло намного больше, чем у Айо, так что брат здорово разозлился.

Это был последний день рождения папы.

Ронке еще раз протерла фотографию. Подвинула ее на пару миллиметров влево, а потом на пару миллиметров вправо.

Маме было тридцать пять, когда они сделали это фото. Нет, слишком молода, чтобы стать вдовой с двумя маленькими детьми. «Мне сейчас столько же. Умри я сегодня — что бы осталось после меня?» — спрашивала себя Ронке. В самом деле, что? Куча разбросанных подушек? Немыслимое количество поваренных книг? Двадцать пар джинсов (на случай, если похудеешь, на случай, если поправишься, и еще одни — которые больше никогда не наденешь, но и выбросить не в силах)? Морозилка, заполненная бутылочками с домашним острым соусом, и огромная ипотека?

«Так, заканчивай с этим. Это день памяти отца, а не поминки». Они с тетушкой Кей всегда отмечали в сентябре — ведь тетя и папа родились именно в сентябре. А убили его в мае. Айо ни разу к ним не присоединился. «Безумие какое-то», — говорил он.

Мама тоже не приезжала. Она старалась избегать всего, что хотя бы немного напоминало о папе. И с тетушкой Кей старалась не видеться. Она выбросила национальные наряды, не оставила ни одного платья из анкары. Потом вернула фамилию Пейн и спрятала все фотографии. Вычеркнула Нигерию из своей жизни — даже не верилось, что мама провела там тринадцать лет. А вот в квартире Ронке было много нигерийских предметов: африканский кожаный пуфик, калебасы и маленький говорящий барабан.

В детстве попытки мамы справиться с потерей казались Ронке странными, но сейчас она понимала, что мама по-другому не могла. Ее мужа убили, а она выжила благодаря тому, что полностью отгородилась от любой мысли о нем. Да и не только о нем — обо всей его семье. Это все еще расстраивало Ронке. Тетушка Кей всегда говорила, что любит невестку, но мама никогда не отвечала взаимностью. Но разве можно горем оправдать грубость?

Ронке была рада, что в ее жизни есть тетушка Кей, ведь именно она связывала ее с папой и Нигерией. Им обеим очень нравился ежегодный ритуал воспоминаний. Они слушали его любимую музыку (Фела, Санни Аде, Джеймс Браун), ели его любимую еду (мойн-мойн, обжаренный рис, банановое мороженое), а еще пересматривали старые фотографии. Ронке даже пыталась готовить идеальный джолоф, как на вечеринках, и испортила несколько кастрюль. Для этого нужно развести огонь, а у нее даже сада не было. Может, оно и к лучшему, что они с Кайоде не потянули ту квартиру в Клапеме! Гостиная была достаточно просторной, чтобы там поместился телевизор Кайоде, а вот сад — слишком маленьким.

Ронке прикоснулась к папиному лицу на фото, а потом поставила рамку обратно на полку. Что ж, пора готовить мойн-мойн.

Как говорит тетушка Кей, с мойн-мойн нельзя торопиться. Он вкуснее всего тогда, когда тщательно соблюдаешь каждый этап приготовления. Да, требуется приложить массу усилий, но оно того стоит, когда готовишь для близких и любимых.

Сначала нужно подобрать правильную фасоль. Можно было бы взять обычную черноглазую фасоль, но тогда тетушка Кей недовольно бы цокала. Поэтому утром Ронке сходила в этнический магазин в Бэлеме, где купила целый пакет нигерийской медовой фасоли и прихватила еще продуктов: красных перцев таташе, томатной пасты, молотых рачков и пальмового масла.

Ронке замачивала фасоль пятнадцать минут — за это время кожура начинает отходить, но бобы не успевают набухнуть. Она брала их в горсть и растирала снова и снова, чтобы содрать шкурку. Руки то опускались в холодную воду, то поднимались, хватая столько фасоли, сколько могли удержать. Ронке растирала фасолины между ладонями и смотрела, как они падают обратно в воду. Полоскала их, пытаясь избавиться от коричневой кожуры. Все нужно делать неторопливо, размеренно, и Ронке это очень нравилось. Сими тратила десять фунтов в месяц на приложение по медитации, а могла бы просто готовить мойн-мойн. Ментальная практика осознанности — даром. Потом еще и поесть можно. Беспроигрышный вариант.

Еще тетушка Кей настаивала, что готовить мойн-мойн нужно с хорошим настроем. Если злишься или переживаешь — это отразится на вкусе еды. Поэтому Ронке очень старалась не думать о Кайоде. Сказал, что придет в пять, — значит, так и будет. Он понравится тетушке Кей, и она понравится ему. Не о чем тревожиться. Все будет хорошо.

Мысленно Ронке вернулась в Лагос. Тетушка Кей учила ее готовить, пока Айо играл в футбол с Оби в красной пыли, а воротами служили ореховые деревья. Ронке по-прежнему считала Лагос своим домом — хотя покинула его, когда ей было одиннадцать. Она знала: Сими думает так же.

— Мы особенные. У нас два дома, — как-то раз сказала подруга. Она во всем могла найти что-нибудь хорошее.

Мама была разбита, когда папа умер. Она впала в оцепенение — застыла, замолчала. Ронке думала, что и мама скоро умрет. Тетушка Кей взяла дело в свои руки. Кто-то же должен был. Она забросила собственных детей, чтобы присматривать за Ронке и Айо, организовала похороны и как-то помогла им