Беда - Никки Мэй Страница 12

Мама настаивала на отъезде из Лагоса сразу же после похорон. Ронке умоляла оставить ее там. Кричала на маму, которая все еще напоминала зомби: «Почему ты не плачешь? Тебе что, все равно?» Упрашивала тетушку удочерить ее. Ударила брата, когда тот сказал, что им действительно нужно уехать.

— Ничего ты не понимаешь, дурочка, — сказал он ей.

И Ронке ударила его еще раз.

Сейчас ей было стыдно за свое поведение, ведь теперь она поняла, что каждый переживает горе по-своему. Да и вообще, этот план никогда бы не сработал. Одной растить двух детей тяжело. А если ты при этом еще и эмигрантка в другой стране — языка толком не знаешь, не можешь владеть собственностью, на тебя все пялятся, куда бы ты ни пошла, — нет, это невозможно.

Поэтому мама помирилась со своими родителями и поселилась в Англии, в деревеньке Кукэм. Родня разорвала с ней все связи, когда дочь вышла за «этого черного». Тринадцать лет они игнорировали фотографии внуков — мама вкладывала их в рождественские открытки. Бог знает, что она такое им сказала, отчего они решили принять ее назад, — но все получилось. И вот спустя два месяца после похорон развалившаяся на кусочки семья приехала к этим странным незнакомцам.

— Не надо называть нас бабушкой и дедушкой. Лучше Нэнси и Деннис.

Это было первое, что сказали мамины родители. Больше они ничего не говорили.

Ронке учили беспрекословно уважать старших. Без каких-либо вопросов. Но, пожив с Нэнси и Деннисом три месяца, она кое-что поняла: не все старики мудрые — некоторые из них неприветливые, злобные ксенофобы.

Пока мама избавлялась от всего, что связывало ее с папой и Нигерией, тетушка Кей занималась продажей имущества, акциями, разборками со страховыми компаниями, а еще меняла найры на стерлинги. Вспоминая это все, Ронке понимала, как тяжело ей пришлось. В Нигерии вообще все было непросто.

Через полгода они обосновались в Мейденхеде. Мама преподавала в начальной школе, а Ронке и Айо открыли для себя музыкальный хит-парад. Ронке вздрагивала каждый раз, когда вспоминала их первую зиму. Раньше она видела снег только по телевизору — у нее даже пальто не было. Просто кошмар.

Но сегодня она не хотела думать о плохом. Этот день посвящен жизни папы, его будут праздновать две женщины, которые любили его больше всех и хотят сохранить память о нем.

Ронке уставилась в миску. Ни одного пятнышка коричневой кожуры. Потом Ронке высушила очищенную фасоль и засыпала ее в блендер с нарезанным луком и красным перцем, половинкой жгучего перчика и залила все большой порцией куриного бульона. Смесь должна получиться густая и однородная. Тетушка Кей макнет палец и попробует: если там окажется хоть мельчайший кусочек, ей это очень не понравится.

Почти как шелк — ее лучший результат. Ронке вытерла руки и взяла телефон. Пришло два сообщения — она не услышала из-за жужжания блендера.

«Меня затащили в M&S[43]. Я ненадолго. Храни тебя Бог. Тетушка Кехинде».

Ронке улыбнулась. Это надолго. Тетушка просто обожала этот магазин! Она могла целый час стоять в отделе с нижним бельем, тщательно изучать трусики двадцать второго[44] размера, охать и причитать над стрингами, как псалом приговаривая «Святой Михаил».

Еще одно сообщение было от Кайоде. «Только не злись! На работе ЧП. ПРОСТИ! Это не моя вина. Объясню, когда увидимся. Люблю! К.»

Ронке потянула себя за волосы. В горле будто ком застрял. Ее затрясло и затошнило. Кайоде должен был позвонить… Но позвонили в дверь. «Черт, она уже пришла, возьми себя в руки!» Шаги на лестнице были слишком легкими и быстрыми — не похоже на тетушку Кей.

Это оказался курьер. Высокий, тощий, с ног до головы в кожаной одежде, козырек бейсболки опущен вниз. Ронке бы испугалась, если бы он не сжимал в кулаке два букета цветов с опадающими лепестками.

Ронке подавила раздражение и все-таки растаяла. Огромный букет ярко-розовых пионов — ее любимых цветов. Их было больше двадцати, этих прекрасных, нежных бутонов с изумительным свежим ароматом!

Другой букет был поменьше. Белые розы и красные, словно вишня, тюльпаны. К ним прилагалась открытка с подписью: «Для тетушки Ронке».

Она разорвала небольшой конверт. Там была записка, написано от руки. Видимо, Кайоде сам ходил в цветочный магазин, не стал заказывать онлайн. Это ведь что-то значит… Да?

«Начальник заболел, сидит дома. Я должен провести совещание вместо него. Передай тете, что я приношу извинения. Я тебя люблю! Только не злись. К.»

Пока Ронке разбиралась с пионами, она вдруг поняла: Кайоде знал, что не придет, задолго до того, как отправил сообщение. Цветы не могут доставить за несколько секунд. Знал об этом еще в одиннадцать, когда они это обсуждали и он пообещал не опоздать. Ронке прикусила губу, велев себе не плакать.

Снова раздался звонок в дверь. Медленные тяжелые шаги на секунду затихли на промежуточной лестничной площадке, а затем в дверном проеме появилась тетушка Кей. Она бросила полный пакет из «Маркс и Спенсер» на половик и сжала Ронке в крепких медвежьих объятиях.

— Малышка Ронке! Как же я по тебе скучала!

Никто не называл Ронке малышкой. Ее рост — метр шестьдесят пять, а в хорошие времена она носила четырнадцатый[45] размер. Как только тетушка отпустила Ронке, та помогла ей снять зимнее пальто (на улице целых 20 градусов тепла, но для тетушки это был мороз) и взяла битком набитый пакет (точнее, два двойных пакета — экологические веяния до Нигерии пока не добрались).

Затем она передала тетушке тюльпаны со словами:

— Это тебе. От Кайоде.

Тетушка Кей пристально на нее посмотрела.

— Почему он не подарит их лично?

— Чрезвычайное происшествие на работе, — сказала Ронке, чувствуя, что у нее краснеют щеки. — Поэтому он не приедет сейчас. Это я виновата, надо было планировать встречу на выходные.

— Мистер Неуловимый, да? — Тетушка Кей поджала губы. — Первое впечатление не самое лучшее. Он точно заслуживает руки моей любимой племянницы?

— Нету у тебя, кроме меня, племянниц, — сказала Ронке с нигерийским акцентом. Голос стал громче, синтаксис поменялся. С тетушкой Кей она все время так разговаривала. Бу считала, что это странно. А Сими называла двойным акцентом, словно это какой-то впечатляющий навык. Навык, который сама Сими, правда, не использовала. Лишь издеваясь над кем-то, она забывала про общепринятое британское произношение.

Ронке плюхнула тяжелый багаж тетушки на стол.

— Na wa, o! Ты что, скупила весь M&S?

— Abeg,