Беда - Никки Мэй Страница 10

— Так они жили в Апапе. И ходили в клуб там.

— Апапа? Даже не знала, что там есть клуб!

Сими рассмеялась.

— Что за снобизм! Не все могут позволить себе дом в Икойи. Не все ведь такие богатые, как ты. Ее отец был стоматологом, а не политиком.

— А где он сейчас?

— Он умер. Его убили во время угона автомобиля, когда Ронке была маленькой. — Сими положила в рот кусочек хрустящего щупальца и прожевала. — Теперь она ищет в парнях отца. И как-то это все нехорошо…

— Грустно. Ее фамилия случайно не Тинубу?

— Да… Откуда ты знаешь?

— Так ее же отметили на фото в фейсбуке. Ну ладно, хватит про Ронке. Расскажи-ка, чем ты занимаешься! Я хочу знать все.

Изобель всегда умела слушать, и Сими вдруг поняла, что делится больше, чем обычно. Она говорила про свою семью. Про то, как папа в ней разочаровался, когда Сими бросила учебу. Как не разговаривал с ней целых два года, пока у нее не появилось достаточно денег, чтобы можно было помогать Олу, ее кретину-братцу. Как папа прислушивался к Мартину, а с ней говорил, как с десятилеткой. Он понятия не имел, чем Сими занимается, потому что мода не заслуживала его внимания, да и вообще, маркетинг нельзя назвать работой. В любом случае диплома-то у нее не было, а значит, для папы она — позор семьи.

Изобель рассказала про своего отца, про его ужасных женщин и бесчисленных детей — сколько их там, двенадцать? — и это не предел.

— Племя мелких ублюдков. Он будет их плодить, пока не родится мальчик или у папаши член не отвалится — смотря что случится раньше.

— И как, ладишь с ними?

— Ну так, иногда нормально общаемся. Но они такие приставучие… И жадные! Отец рассчитывает, что я найду на них управу. Вот они либо ко мне подлизываются, либо поливают меня грязью.

— Да у тебя безграничная власть! А у меня две сводные сестры: Тосан и Темисан. Они называют меня «тетушка» и очень уважительно обращаются. Как же меня это бесит! Нет, они славные, но такие робкие — хочется взять и встряхнуть. — Перед подругами появились новые коктейли. — Моя мачеха помешана на церкви. Она там с папой познакомилась — отец обрел Бога, когда потерял бизнес. Она прямо из кожи вон лезет, чтобы и меня обратить в веру. Как приезжает в гости — постоянно подсовывает мне молитвенник.

— Я все это знаю, — сказала Изобель. — У меня тетя ярая сторонница религии. Всякий раз, когда она приходит, закатывает проповедь на пару часов. Она велит: закройте глаза, очистите свой разум! Ну а я закрываю уши и чищу почту.

Сими все говорила и говорила — возможно, даже больше, чем следовало бы, — об Олу, который, как считали мама с папой, просто не способен сделать что-то дурное. Выпускник юридического факультета — хоть и доучился с третьего раза, его не вышибли; теперь брат работает в сфере продаж по телефону. Сими знала: это выглядит жалко, но не могла перестать обижаться на то, что он был любимчиком родителей. Да какая она вообще ему конкуренция! Он мужчина, продолжатель рода — а это куда важнее, чем просто платить за аренду квартиры. Благодаря ему родители стали бабушкой и дедушкой — какой величайший подарок! Так кого вообще заботит, что это Сими (точнее, Мартин) платит за детский сад детей Олу?

Изобель слушала, кивала, ахала, смеялась и хмурилась.

— Ну, у меня такой проблемы явно не будет, потому что я первенец, избранное дитя! Отец всегда любил только мать, она его tsaritsa. Отец говорит, я напоминаю ее. Он заботится обо мне и поэтому приставил ко мне Вадима. Он охраняет меня.

Сими уже давно перестала ждать одобрения папы. Ей это просто не нужно, так что она могла наслаждаться своей независимостью. Но вообще… Это очень здорово, когда отец готов сделать для тебя что угодно.

— А, значит, не Борис, — сказала она. — Твой Вадим нравится. А метро я ненавижу.

4. Ронке

Ронке склонила голову и недовольно посмотрела на картину. Все равно криво! Поправила ее и отошла. Ронке носилась по квартире все утро — передвигала предметы на пару миллиметров, а потом возвращала на прежнее место. Она понимала, что это глупо. Тетушка Кей — самая настоящая неряха, ей, скорее всего, было бы уютнее в куче барахла, когда вокруг толстый слой пыли. Но Ронке никак не могла сдержаться; ей хотелось, чтобы дом был идеален.

Она взяла фото родителей и осторожно протерла. Это фото дала ей мама, когда Ронке исполнилось тринадцать, — у нее никак не получалось вспомнить, как выглядел папа, и она страшно расстроилась. Горе превратилось в самую настоящую паническую атаку — пот лился градом, сердце сильно колотилось, все тело дрожало, как лист на ветру. Мама достала пыльный альбом — и они вместе стали смотреть фотографии. Ронке прикасалась к лицу папы на каждом снимке. А потом она выбрала этот кадр и поставила у себя в комнате. На следующий день они купили рамку — желтую с красными сердечками. Она выглядела неуместно в серебристо-серой обстановке, но Ронке никак не могла ее поменять.

На фото мама была в пестрой мини-юбке с орнаментом — там были и фиолетовый, и зеленый, и желтый, голубой, кружочки, звездочки, завитушки… Анкара — хлопок с ярким восковым принтом, одежду из такой ткани носят все в Западной Африке. Мама худая, длинноногая, словно борза́я. Сияющие светлые волосы убраны назад большими белыми пластиковыми очками, она щурилась на солнце и натянуто улыбалась, словно говоря «давай-ка с этим побыстрее покончим». Ронке передалась мамина застенчивость. А хотелось бы такую же фигуру.

Папа… Таким Ронке его и запомнила: с широкой голливудской улыбкой, белоснежными ровными зубами, гладкой темной кожей. На нем была блестящая агбада[40] с замысловатой бледно-серой вышивкой вокруг горла и ниспадающими широкими рукавами.

Они сделали это фото на день рождения папы, когда ему исполнилось сорок. Тетушка Кей, его сестра-близнец, закатила настоящую овамбе — нигерийскую вечеринку — в своем доме в Апапе. Невероятно роскошный праздник, еда, музыка, напитки и люди — все говорило о том, что так выделываются только нигерийцы.

Массивный навес в саду укрывал гостей от палящего солнца. Группа играла в жанре хайлайф[41] на барабанах, электрогитарах и аккордеонах. Столько людей там было — огромная семья, друзья, друзья друзей и, как обычно, незваные гости. А еще еда. Много еды! Приготовленный на костре