Подводная конкиста - Вита Марли Страница 28

— И попугай понял, что нужно делать? Сам? Невероятно! — восхитилась тланчана. — Ты умный мальчик, Амиго. И очень. Очень хороший.

На похвалу пернатый внимания не обратил. Уселся на пустой держатель для факела и, подобно молчаливому часовому, показал готовность стоять на своём попугаячьем посту.

Эстебан поднял фонарь к замку, приладил ключ к выемке лепесток к лепестку, а затем показал Иш-Чель.

— Нужно довернуть до этой риски. Я не знаю, что будет, если мы повернём неверно, но, думаю, попытка у нас всего одна. Прочти, что здесь написано?

Сверху над замком значился текст. Несколько коротких глифов.

— Последний император. — перевела русалочка на язык чужеземца. — Но это же легкотня! Нашему тлатоани больше двухсот лет. Ни один тланчанин не живёт так долго. Он наш единственный император. Первый и последний. Вот, смотри, — Иш-Чель указала на один из лепестков ключа, — Здесь есть его имя — Атоятль!

— Подожди, — испанец остановил её руку. — Какие ещё имена ты видишь? Давай не будем торопиться. Прочти всё.

— Сейчас, дай мне время, — сощурилась тланчана, — тут все имена на науатле, но мне не знакомо ни одно из них. Несауалькойотль… Ашаякатль… Чимальпопока… Монтесума…

— Монтесума?! — Эстебан вскинул брови.

— Да, так написано, — Иш-Чель ткнула пальцем в изображение. — Мотекусома Шокойоцин.

Русалочка готова была покляться — в это мгновение в глазах чужеземца загорелся огонёк азарта.

— Это человек. Правитель, — пояснил он. — Я бы сказал… великий в каком-то смысле. Но ты не знаешь, кто это такой, верно? Ваш историк никогда не говорил вам о нём? Не называл его имени?

— Нет. Никогда. Он всегда повторял, что у нас слишком мало сведений о людях, что жили когда-то там, на поверхности.

— Стало быть это и есть правильный ответ, любовь моя. Монтесума. Мы должны провернуть ключ аккурат до его имени.

— Но… — тланчана уставилась на испанца с недоумением. — Почему? Нет, правильный ответ Атоятль! Наш тлатоани! Я решительно отказываюсь так рисковать единственной попыткой.

Эстебан даже слушать не стал. Накрыл её ладонь своей и с силой провернул ключ. Глиф «Атояль» безжалостно скользнул мимо риски. Лепесток «Монтесума» остановился по центру.

— Ты… ты… — русалочка злилась, ненавидела испанца за то, что он вечно всё делал по-своему. — Ты… всё испортил!

Послышался щелчок замка. Тихий, как звук затвора оружия.

— Или нет…? — самодовольно усмехнулся чужеземец.

Дверь с лёгкостью подалась и через мгновение русалочка оказалась в помещении архива. Сухом и пыльном, пахнущем стариной.

— Монтесума — последний император ацтеков, — глухо проговорил Альтамирано. — Странно, что ваш историк ничего не говорил вам. Ещё более странно, что сам господин Чак об этом прекрасно осведомлён, но делает вид, будто ничего не знает. Ангел мой, я теперь не уйду отсюда, пока мы не перероем весь архив. Слишком сильно ты встревожила моё любопытство.

Глава 29

Ещё будучи студентом Мадридского университета Эстебан читал хроники двух разных авторов об одном и том же историческом событии. Обычно показания хронистов сходились, но встречались и абсолютно разные писания. Один говорил одно, другой — другое. Вплоть до разницы в численности и расстановке войск во время одной и той же военной кампании. Работа с историческим источником похожа на взгляд со стороны, подобно тому, как судья слушает показания дюжины свидетелей и лишь потом составляет собственное мнение.

— Раз уж мы нашли упоминание Монтесумы, — рассуждал Альтамирано, — нам нужны сведения о людях с поверхности. Здесь так много документов, — оглядел хмуро стеллажи, — понять бы порядок их расположения.

Всё это время он держал Иш-Чель за руку и вёл строго за собой. Гордо закрывал русалочку своей широкой грудью.

— На каждом из стеллажей есть надписи, — тланчана остановила его и велела посветить фонарём. — Здесь знак Тлалока, там — Кулуакан и окрестности. Есть ещё книги о столице.

— Всё не то, — моряк открыл первый попавшийся кодекс, пролистал и вложил обратно. — От писаний про вашего Тлалока меня уже тошнит, история Кулуакана, наверняка, занятная, но, пожалуй, не в этот раз…

Брать наугад было бессмысленно. Тланчанские письмена Альтамирано не понимал, картинки с носатыми мордами и языкастыми божествами толковать не умел.

Его скудные знания времён мадридского студенчества — молчали.

Что я вообще надеялся увидеть здесь? Что я найду в этом месте, кроме ключа с загадкой Монтесумы? Неужели ничего? Может, сеньор Господь лишь раздразнил меня. Поманил пальцем, но не дал ответов.

— Давай отыщем самый старый, самый потрёпанный кодекс? — предложила Иш-Чель. — Такой, за который нам господин Чак пожелал бы оторвать руки.

— Вряд ли он будет представлять для нас ценность. Старинные документы хранятся отдельно. Очень бережно. Я бы не стал держать историческую реликвию с прочими документами. И вообще, с архивом работать надо уметь…

— Смотри-и-и, — восторженная тланчана выудила ветхий, слоистый гармошкообразный лист, — смотри, как интересно! О, Тлалок! Здесь, наверное, написано о том, как мы учились понимать людей с поверхности. С одной стороны люди, с другой тланчане и посредине женщина-переводчик.

Альтамирано мигом подобрался и взглянул на — взятый наугад, между прочим! — документ.

— Какая забавная у них одежда, — хохотнула русалочка, — штаны, похожие на юбки, панцири и смешные железные шапки. Тиен, ты тоже это носишь?

— Иш-Чель! — Эстебан уставился на кодекс, как младенец узревший чудо. — Иш-Чель! Триста акул тебе в… Иш-Чель! Это же… — следующее слово испанец произнёс едва ли не с придыханием, — Марина!

— Марина?! Что это ещё за Марина?! — тланчана изогнула брови и посмотрела с такой — такой! — гримасой, что испанцу пришлось срочно объяснять причину своего восторга.

— Не шипи так громко, любовь моя, — усмехнулся квартирмейстер. — Марина жила двести лет назад! Не веришь? Ах, ты не ве-е-еришь, — опьянённый азартом притянул к себе русалочку и смачно чмокнул в губы. — Тогда прочти сама!

Над изображением женщины-переводчицы имелась надпись. Эстебан не понимал языка тланчан, но сейчас знал наверняка — надпись была на науатле, языке ацтеков.

— «Малинче переводит слова теулей» — прочитала русалочка.

— Всё верно! — воскликнул испанец. — Малинче, она же донья Марина, наложница и переводчица Эрнана Кортеса, завоевателя Мехико, то есть земель с поверхности. Марина переводит слова теулей, то есть конкистадоров. Всё совершенно верно. Ангел мой, ты гений! Что ещё есть на этом стеллаже? О, Мадре де Диос, доставай всё! Я так и знал, что ваш историк — грёбаный лжец.

Зашуршали русалочьи газеты. Шелестели пожелтевшие листы из коры фикуса, щербатый лист царапал кожу. Эстебан разворачивал кодексы один за одним, велел читать фрагменты и, разочаровавшись, доставал следующий.

На дворе — ночь, а сон как