Подводная конкиста - Вита Марли Страница 25

Да было бы что скрывать! Мокрые шаровары так облепили бедра и ноги, что без труда угадывалось, как дрожал и пульсировал его окаменевший от желания орган.

— Наказание, — очнувшись, Эстебан вернул лидерство в их маленькой любовной игре. Завёл девичьи руки себе за шею, стиснул Иш-Чель в объятиях, провёл языком по ключицам и принялся целовать её шею плечи. — За эту выходку тебя ждёт наказание?

— Нет, — лукаво хихикнула русалочка.

— А если понесёшь от меня? — испанец сжал её ягодицы. — Что потом?

— Не понесу, — тланчана льнула к нему и ластилась, как ягуарица. — Выпью лекарский отвар.

— Какой отвар, откуда? Пойдёшь на поклон к Ицамне?

— Ну и дурак ты, Тиен, — озадаченная внезапным допросом Иш-Чель остановилась. — Кто же за таким снадобьем к Ицамне ходит?

Эстебан негодующе рыкнул. Собственническая ярость нахлынула на него, в миг лишив способности нормально дышать.

Недоволен её познаниями? Ну, ничего, переживёт. Сам, поди, тоже монахом не жил.

Между ног у Иш-Чель нестерпимо горело и пульсировало. Ей бы хватило всего ничего, чтобы завершить сладкую пытку. Всего пара движений, но этот упрямец, как древний Кукуль-каан, ревниво дышал огнём, подспудно демонстрируя чудеса выдержки и самообладания.

— Папаша тебя избаловал, любовь моя, — сверкнув чёрными глазами, испанец распустил завязки штанов. — Чертовски избаловал. Дьявольски!

О, эта «любовь моя» дурманила слаще любых ласк. На языке людей с побережья «хотеть» и «любить» выражалось одним словом, но, милостивый Тлалок, как же теперь хотелось признания…

Когда Эстебан избавился от остатков одежды, когда швырнул куда-то в сторону мокрые тряпки, Иш-Чель снова прильнула к нему. Провела рукой по перевитым канатам мышц, коснулась курчавой поросли и попыталась сомкнуть пальцы у основания члена. Твёрдого, текучего, восхитительного…

Испанец остановил её. Хладнокровно. Так, что Иш-Чель капризно пискнула и едва не топнула ногой от досады.

— Не торопи меня, ангел мой, — шепнул он. — Всё равно не продержусь долго.

Эстебан поднял её на руки, как будто она совсем ничего не весила. Целуя, уложил на мягкую листву у края сенота. Лаская, исследовал её, как карту. Запоминал тайные тропы к самым чувствительным местам, примечал, когда она подавалась ближе, стонала слаще и тёрлась, как кошка, забыв об остатках стыда.

Шёлковая головка его члена скользила вдоль её набухших от желания лепестков. Тланчана развела ноги, положила руки ему на задницу, чуть надавила и он, наконец, вошёл в неё. Заполнил сладко и плотно, медленно задвигал бёдрами.

Он любил её в неспешном ритме, мучительно томил, сплавлял воедино в нежном огне его ласк.

Похоже, Эстебан был из тех мужчин, что наслаждались стонами любимой женщины, но себе не позволяли не единого возгласа. Считали слабостью. Одаривали жарким дыханием, но в ответ не издавали ни звука.

Иш-Чель бесстыдно вскидывала бёдра навстречу, извивалась и поскуливала. Ей требовалось совсем ничтожно, совсем малость, чтобы утолить желание. Она зажмурилась, вонзила ногти в его крепкие ягодицы и через мгновение отдалась во власть сладкой ритмичной пульсации внизу живота. Следом за ней не выдержал и Эстебан. Забылся, задал бешеный темп. Через несколько ударов резко вышел, задвигал рукой на члене и, зашипев, излился ей на живот.

Глава 26

Испанец лениво наблюдал, как спускалась тланчана с понтона в подземное озеро. Как шла неуклюже, словно во хмелю, как едва не поскользнулась на ровном месте. Чего лукавить? Некоторая причастность к этому её состоянию Эстебану очень льстила.

Но ему самому было мало.

Он только что нашёл дорогу в Эдемов сад, откусил кусок райского яблока и… не распробовал! Хотел ещё, и ещё, и ещё, пока не свихнётся на этой сумасбродной русалке окончательно. Если уже не свихнулся.

Он же совсем не думал о себе самом. Сегодня блаженный сад, а завтра темница? Казнь? Или ему теперь полагалась вендетта, кровная месть за посягательство на честь благородной особы?

Мысленно Эстебан махнул рукой.

Плевать. Если Иш-Чель не грозит беда, то более тревожиться не о чем. Да простит меня сеньор Господь, но я не чувствую ни капли раскаяния.

— Ты, кажется, звал меня купаться? — тланчана вырвала его из раздумий. — Или прохладные воды сенота больше не манят тебя?

Квартирмейстер усмехнулся.

Хитрая, как койот, пленительная, как дьяволица, и в глазах ни капли стыда.

— Да, милая, вот так русалки и заманивают в свои сети заблудших моряков. Сперва усыпляют бдительность, а потом топят окаянных в глубинах морских.

— Мне нравится твоя настороженность, Тиен, — Иш-Чель игриво брызнула в его сторону водой. — Я ведь, знаешь, тебя ещё не простила.

— Не простила? — Эстебан недоумённо вскинул брови. — Это ещё за что?

— Одержал нечестную победу в пок-та-пок, — начала тланчана загибать пальцы, — добился свидания у моего отца, обманом вытянул из меня строжайшую тайну. Список прегрешений у тебя внушительный!

На это заявление испанец рассмеялся.

Ох уж эти женщины! Обожают, когда мужчина кругом виноват.

Альтамирано молча поднялся со своего места, подошёл к краю понтона, нырнул и тут же оказался рядом с объектом своего бесконечного восхищения.

— Ты зубаста, как пиранья, любовь моя, — поймал Эстебан тланчану и притянул к себе. — Но, может, дашь мне шанс загладить свою вину? Клянусь семи морями, я буду очень убедителен.

На свой вопрос испанец и не думал дожидаться ответа — снова поцеловал первым. Чтобы у тланчаны не осталось времени на бесполезные возражения.

Его тянуло к ней каким-то непонятным, волшебным и порой даже страшным образом. Ему хотелось быть с ней в едином симбиозе, держать в объятиях и пить её дыхание целую вечность… и потом ещё немного. Он обожал скользить руками по узкой спине вдоль лопаток к пояснице и ниже. Сжимать руками ягодицы, покусывать, трогать, ласкать её худое гибкое тело.

Звуки поцелуев отражались от стен сенота. Сливались с редким звоном капель, стекавших с лиан в синеву подземного озера. Там, на побережье, древние майя оплели свои сеноты паутиной мистики и загадки. Называли их вратами в царство мёртвых и были в общем-то правы: сеноты Юкатана сообщались между собой и в конце концов имели выход в море. Однако Эстебан даже подумать не мог насколько прежние хозяева юкатанских земель были близки в своих предположениях.

Разомлевшую от неги Иш-Чель испанец подхватил под бедра и заставил обнять ногами его талию. Одной рукой прижал к себе, другой — скользнул вниз к развилке ног. Поглаживал её нежную плоть, ласкал, возбуждал. Кружил вокруг входа, распалял, дразнил намеренно.

Испугавшись, тланчана промычала что-то невнятное, — ну, а как иначе, покуда рот поцелуем занят? — заёрзала, попыталась вывернуться.

— Я держу тебя, мой ангел, не бойся, — Эстебан ненадолго оторвался от её губ. — Мы