Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе Страница 11

– Хороший человек! Если угодно, я буду вашим дядей.

– Вы очень молоды.

Эти слова задели капитана за живое; со своими черными волосами, большими усами и загорелым лицом он казался сорокалетним, хотя ему только сравнялось тридцать лет.

Он рассеянно пробормотал несколько вопросов, желая знать, есть ли у молодой девушки средства жить в Версале.

Она отвечала, что благодаря Богу имеет довольно денег, чтобы ждать окончания осады Парижа. Состояния у нее нет, но имеется от дяди наследство в несколько тысяч франков, не считая драгоценных вещей, доставшихся ей от матери.

– Как же вы проводите время в Версале?

– Скучаю; к счастью, на этих днях благодаря маркизе д’Арвер я нашла урок музыки и пения.

– А, вы поете?

– Как все. Прощайте.

На этот раз молодая девушка упорхнула, как птичка.

Капитан запел старую песенку: «Une fille est un oiseau» [10] и сказал, припоминая стих Эмиля Ожье:

– Она прелестна, восхитительна, обворожительна!

Глава 2. Эклога капитана

Две мысли пришли капитану по двум противоположным дорогам.

– Ах, – пробормотал он. – Какое счастье быть ее любовником! Ах, какое счастье быть ее мужем!

И он подумал, что напрасно говорят худо о женщинах. Женщина более, чем мужчина, образ божества на Земле; она обладает всеми первобытными добродетелями: кротостью, милосердием, покорностью, преданностью.

Так размышлял капитан.

Не похожа ли встреченная им девушка на ангела, прячущего крылья? Не было ли небесного выражения в ее взгляде и в улыбке?

И он, любивший до сих пор только полногрудых женщин, нашел обворожительным худощавый стан этой молодой девушки. Его влекли, скорее, стремления души, нежели похоть глаз и губ.

Он дал себе слово при первой же встрече узнать, где девушка живет. Судя по всему, жилище ее находилось недалеко от улицы Оранжереи, потому что он почти всегда встречал ее близ церкви Святого Людовика.

Но ни в этот день, ни на другой капитан не видел ее; это повергло его в сильную печаль, потому что дышал он только свиданиями. Затем предположил, что, вероятно, она пойдет к обедне, и на другой день утром отправился к церкви.

Действительно, девушка вскоре пришла, но не одна: ее провожал мужчина с невзрачной наружностью – один из тех разочарованных молодых людей, которые стремятся показать, будто принадлежат ко всем кружкам общества, поскольку следуют моде, но не способны усвоить изящества, какое присуще породе. Так что, несмотря на все усилия этих господ, сейчас видишь их происхождение.

Капитан был поражен. «Что это значит? – подумал он. – Не влюбленный ли это? Эта молодая девушка идет к обедне с подобным негодяем?»

Шарль Флерио не откладывал на завтра своего намерения разузнать все. Как все горячие натуры, он прямо приступил к делу и подошел к молодой девушке. Она не смутилась и не покраснела от того, что ее встретили в обществе упомянутого молодого человека, – лицо ее осталось таким же, как и в прошедшие дни.

– Я был уверен, что найду вас здесь, – сказал капитан.

– Да, я часто хожу в эту церковь; не так ли, кузен?

Она с обворожительной невинностью повернулась к «воплощенной моде».

– А, у вас есть кузен? – спросил капитан, пристально взглянув на молодого человека. Потом с дерзостью прибавил: – Не убит на войне, как дядя?

– Это не его вина, что состоял он в вольных стрелках.

Вольный стрелок не выглядел воинственным, когда на него взглянул Шарль Флерио.

Эта сцена произошла на паперти.

– Сейчас начнется обедня, – сказал капитан, опуская пальцы в сосуд со святой водой, – прощайте. Если вы скажете мне свой адрес, я приду побеседовать с вами о вашем дяде.

Молодая девушка тотчас отвечала без всякого смущения:

– Улица Сатори, четыре.

– Ваше имя?

– Мари Леблан.

Капитан перекрестился.

– Эта святая вода пахнет духами, – пробормотал он, взглянув на «воплощенную моду», и протянул руку девушке, как будто желая вызвать его на дерзость, но последний нисколько не рассердился.

– До свидания.

Капитан вышел из церкви, ломая голову над тем, кто этот кузен, казавшийся самозванцем.

В тот же день он постучался к Мари Леблан.

Она с радостным лицом отворила дверь.

В своем домашнем кокетливом платье, с плохо убранными волосами и в туфлях из синего атласа, она была еще прекраснее.

– Ах, – сказал капитан, – плохо воевать с вами, я побежден, едва увидев вас.

– Однако же я без оружия.

– Вы обворожительны. Вашего кузена нет здесь?

Мари посмотрела на капитана самым невинным образом.

– Кузен не живет со мной.

– Он не нравится мне.

– И мне также; что же делать, я не могу прогнать его.

– Что он делает в Версале?

– И не говорите об этом. Я советую ему снова поступить на службу, но он любит только рядиться.

– Эти люди – истинная язва Франции; богат ваш кузен?

– Я не заглядывала в его карман. Знаю, что он не отказывает себе ни в чем, живет в отеле «Резервуар», нанимает виктории и ездит на Монмартр.

Мучимый ревностью капитан невольно спросил:

– Вы ездили с ним на Монмартр?

– О, только один раз; он сказал, что покажет в зрительную трубу тот дом, в котором мы жили с дядей.

– Ваш кузен сын вашего дяди?

– Нет, он из другого семейства.

– А, очень рад, ибо хороший солдат не может родить такого сына.

Мари, сев за фортепьяно, перебрала клавиши.

– Сыграйте мне арию из «Пуритан».

– Ах, я умею только вальсы.

– Вальсы! И вы даете уроки музыки! Ну, сыграйте вальс.

Молодая девушка с увлечением исполнила вальс.

– Видно, что вы много вальсировали.

– О, всего только три или четыре раза; вы знаете, женщины умеют вальсировать, никогда не учась.

Слушая один из вальсов, под звуки которых кружились знатные дамы империи, Шарль Флерио с любовью наклонился к Мари. Он вдыхал благоухание юности, распространяемое двадцатой весной музыкантши.

– Как прекрасна молодость, – прошептал он, – как прекрасна она, когда ее украшают целомудрие, невинность, добродетель!

Капитан знал только покупную любовь; он был рожден солдатом, и настоящей его любовницей было отечество; он, как и все, имел любовные приключения, но останавливался всегда при первом слове страсти, находя утешение в новой женщине и не воображая, что мог бы когда-нибудь играть роль сентиментального влюбленного. Его сердце было девственным лесом, куда он еще никогда не заглядывал. Поэтому он всецело предавался этой внезапной страсти, которая в его глазах придавала новый вид всем вещам: солнце ярче светило, небо было яснее, горизонт золотистее; вокруг разливалась радость. Храбрый и добрый до сих пор, он чувствовал себя теперь мужественнее и лучше. Он не мог не воскликнуть: «Прекрасная вещь любовь!»

Он провел целый час