Закон бессмертных - Джули Кагава Страница 28

Но рядом с матрасом на бетонном полу лежало что-то черное и обугленное, и мне надо было понять, что это. Я посмотрела на рассыпанные среди пепла остатки страниц, и в сердце защемило. Столько времени, столько стараний, и все мое книжное собрание сожгли два чужих человека, чтобы согреться.

Незнакомый вампир хохотнул.

— Слова им больше не нужны, — задумчиво произнес он. — Ни для чтения, ни для обогрева, ни для еды. Вечно они что-то грызут, эти крысы. Пробираются в темные места, чтобы согреться, распространяют грязь. Хватит с них слов. Ничего они больше не получат. — Он снова хохотнул, от этого бездушного звука я покрылась гусиной кожей.

Я едва сдерживалась, чтобы не выхватить свое оружие. Вампир никак мне не угрожал, но меня не покидало ощущение, что передо мной свернувшаяся кольцами ядовитая змея.

— Кто вы такой? — спросила я, и пустой взгляд незнакомца обратился ко мне. — Что вам нужно в Нью-Ковингтоне?

— Просто ищу кое-что, пташечка моя. — Он снова зловеще улыбнулся и на этот раз показал самые кончики клыков. — А если ты желаешь знать мое имя, то придется сообщить мне свое. Это элементарная учтивость, а у нас все-таки учтивое общество.

Я медлила. Почему-то мне не хотелось, чтобы этот жуткий кровосос знал мое имя. Не то чтобы я боялась, что он доложит его Государю — если верить Кэнину, Государь не знал, как зовут всех вампиров в городе, особенно дрянь третьего типа. Его заботил лишь его ближний круг, обычных вампиров он не замечал.

Но я не хотела, чтобы мое имя знал этот вампир, — потому что отчего-то догадывалась: он его запомнит, и ни к чему хорошему это не приведет.

— Нет? — Вампир улыбнулся — мое молчание его не удивило. — Не скажешь? Я тебя не виню. Я ведь чужой и все такое. Но тогда, прости меня, и я тебе не стану представляться. В наши дни никакая осторожность не чрезмерна.

— Я хочу, чтобы вы ушли, — заявила я, изображая дерзость, которой в себе не ощущала. — Это мой сектор, моя охотничья территория. Я хочу, чтобы вы ушли. Сейчас же.

Вампир смерил меня долгим зловещим взглядом, словно оценивая. Он был совершенно неподвижен, однако я чувствовала, как под его бледной кожей напрягаются змеиные кольца, готовые распрямиться. Внезапно меня захлестнул ужас перед этим незнакомцем. Перед этим худым неподвижным вампиром с глазами такими же темными и бездушными, как у Кэнина. У меня затряслись руки, и я скрестила их на груди, чтобы спрятать дрожь, — я понимала, что незнакомец подмечает любые мелочи. Я понимала, что стою перед убийцей.

Наконец он улыбнулся.

— Конечно, — кивнув, он сделал шаг в сторону, и у меня едва не подогнулись колени от облегчения. — Тысяча извинений, милая. Не хотел беспокоить. Уже ухожу.

Он направился к двери, но вдруг остановился и задумчиво взглянул на меня.

— Пташечка моя, ты поешь совсем не так, как он, — к моему крайнему изумлению, промурлыкал вампир. — Не разочаровывай меня.

Я ничего не ответила. Лишь выдержала его взгляд, надеясь, что он уйдет. Напоследок одарив меня еще одной жуткой улыбкой, вампир повернулся и исчез за дверью. Я ожидала услышать его удаляющиеся шаги, но ничего не различила.

Мир снова задышал. Несколько минут я стояла не шевелясь, ожидая, когда кошмарный вампир уйдет подальше, потом наконец подошла к лежащему у стены открытому ящику и заглянула внутрь.

Две книги. Вот и все. Две книги остались от труда всей моей жизни, причем обе — неважные. Я опустилась на колени, чувствуя, как в горле растет ком, а желудок сводит. На мгновение мне захотелось, чтобы двое жадных падальщиков остались живы и я могла причинить им боль, заставить их почувствовать мои страдания. Теперь у меня не было ничего, что напоминало бы мне о прошлом. Мамина книга, единственное ее наследие, утрачена навеки.

Я не заплакала. Механическим движением я поднялась на ноги и отвернулась, подавляя гнев и отчаяние, впуская в душу холодное безразличие. Потери для меня не в новинку. Те двое чужаков сделали то, что сделал бы любой, чтобы выжить. Ничто не долговечно в этом мире, где каждый сам за себя. Периферийка Элли это знала, а вампирше Элли просто требовалось это напомнить.

Я ушла из школы, не оглядываясь. Здесь теперь не осталось ничего дорогого для меня, и я уже гнала мысли о школе прочь, в самые темные закоулки сознания, туда, где я хранила нежеланные вопоминания. Нельзя цепляться за то, что ты потерял, надо двигаться дальше. Ночь была на исходе, а мне надо было сделать еще кое-что, навестить еще один осколок моего прошлого, пока Кэнин не обнаружил мое отсутствие. ***

Чем ближе я подходила к старому ангару, тем тревожнее становилось на душе. Пробравшись внутрь, я окинула взглядом помещение и приютившиеся в окружении груд щебня коробки, выискивая знакомое лицо. Похоже, большая часть банды уже вернулась — вокруг костра, беседуя и смеясь, собрались человек пять. Я внимательно присмотрелась к Неотмеченным, но Шеста среди них не было.

И тут я увидела его — тощим клубочком Шест свернулся в стороне. Он скорчился, весь трясся и вид имел самый несчастный. Меня охватили гнев и отвращение. Гнев — на тех, кто отверг его, на тех, кто даже о себе не заботился, на тех, кто смотрел, как он медленно умирает от голода совсем рядом. Но кроме того, меня внезапно захлестнуло презрение к Шесту, который так и не научился жить самостоятельно, который до сих пор рассчитывал, что его спасут другие, хотя было очевидно, что другим плевать.

Осторожно, не выходя из тени, я стала пробираться между грудами щебня, пока не остановилась в нескольких ярдах от Шеста. Он выглядел еще тощей обычного, не парень, а почти что скелет c обвисшей кожей, грязными волосами и тусклыми мертвыми глазами.

— Шест, — шепнула я, бросив быстрый взгляд на собравшихся у огня. Все они сидели ко мне, точнее, к Шесту спиной и не замечали нас. — Шест! Сюда! Сюда посмотри!

Шест вздрогнул и поднял голову. Несколько секунд он растерянно, подслеповато озирался, смотря прямо на меня и не видя. Но тут я ему помахала, и глаза у Шеста едва не вылезли из орбит.

— Элли?

— Тшшш! — зашипела я, прячась обратно в тень, потому что некоторые из сидящих у костра чуть повернули головы, показав хмурые лица. Я сделала Шесту знак следовать за мной, но он так и сидел, пялясь на меня, точно на привидение.

В каком-то смысле, наверное, я и была привидением.

— Ты живая, — прошептал он, но в голосе его не было волнения и облегчения, которых я ожидала. Он звучал тускло, почти обвинительно, хоть на лице у Шеста и застыло растерянное выражение. — Ты не должна быть живая. Бешеные… я слышал… — Он судорожно вздрогнул и сжался. — Ты не вернулась, — сказал он, и теперь обвинительные нотки в его голосе звучали отчетливо. — Ты за мной не вернулась. Я думал, ты умерла, а ты меня бросила.

— У меня не было выбора, — процедила я сквозь сжатые зубы. — Поверь мне, я пришла бы скорее, если бы только могла, но я тоже не знала, что ты жив. Я думала, бешеные добрались до тебя, как до Крыса и Лукаса.

Шест покачал головой:

— Я вернулся домой и ждал тебя, но ты не пришла. Я сидел там, один, много дней. Где ты была? Где ты была все это время?

Он говорил как раздосадованный ребенок, и мое раздражение усилилось.

— Рядом со старой больницей во втором секторе, — огрызнулась я, — но это уже не важно. Я пришла сюда посмотреть, все ли у тебя в порядке, справляешься ли ты сам.

— Что тебе за дело до меня? — пробормотал Шест, мусоля свой драный рукав. Его слезный взгляд упал на мой плащ — и помрачнел. — Тебе всегда было плевать, что со мной будет. Ты всегда хотела, чтобы я ушел. Ты и все остальные. Вот почему ты не вернулась.

Я с огромным трудом подавила желание зарычать.

— Но ведь сейчас я тут, разве нет?

— Но ты ведь не останешься? — Шест поднял на меня затуманенные глаза. —