Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев Страница 15

Глава 7: Как юноша чуть не сделался вероотступником

Весь день я бессмысленно бродил по городу, а потом, уже в самый черный час ночи, стоял на пороге храма Литах в приморском квартале.

В небе над Дафаром светили бесчисленные звезды и полная луна, город под ними погрузился во тьму, по улицам блуждали соленые морские ветра.

Ну вот и всё.

Теперь мне достаточно постучать в эти резные двери храма, и моя прежняя жизнь закончится. В храме был сторож, он меня впустит, и я попрошу убежище. Традиция убежища — святая традиция рыцарей-паладинов Запада. Любой человек может прийти в их храм и попросить там убежища, даже женщина или раб, и их никто не посмеет тронуть или прогнать, пока не придет священник и не скажет, что дальше делать с этим человеком.

Священник придет утром, и я скажу ему, что я хочу принять веру в Литах. Сделать это очень легко, люди Запада не делают даже обрезания, достаточно просто произнести их вероисповедальную формулу, засвидетельствовать, что Литах — истинное воплощение Творца, а потом священник подаст мне чашу вина и чашу воды — символы двух природ Литах — божественной и человеческой. Я выпью воду, выпью вино, и стану «литахитом», тем, кто исповедует веру в Литах.

Я отвергну Творца и все, чему меня учили с самого детства, и буду верить, что Бог — побитая камнями за ересь девочка, жившая много тысяч лет назад. Я перестану быть джахари и сделаюсь предателем и отступником для своих. Впрочем, я давно уже стал таким в душе, так не пора ли мне согласовать мою душу с моей жизнью и стать отступником официально?

После этого меня уже никто не тронет и не побьет камнями, я стану неподсуден для башаров, отныне судить меня смогут только рыцари Запада. Потом, когда рыцарей Запада отсюда прогонят (а когда-нибудь это произойдет обязательно) — я уеду вместе с ними за моря, в далекие страны Запада. И оставлю позади и мой дом, и все зло, которое моя родная страна мне причинила.

А что мне еще остается? Даже если Нагуд Лекарь не станет меня преследовать и не объявит властям, что в Дафаре есть я — джинново отродье, то болтать обо мне Нагуд будет обязательно. И рано или поздно слух обо мне дойдет до башаров, а те меня уже казнят или же сдадут секте «Алиф». И лишь приняв веру в Литах, я выйду из-под юрисдикции башаров.

Я был голоден, напуган, я смертельно устал.

Но сделать последний шаг и войти в чужой храм все еще не решался. Мужество оставило меня, если так можно сказать обо мне, природном трусе. Было ли у меня вообще когда-то мужество? Иногда я размышлял об этом, и мне казалось, что когда-то было — в детстве, до того, как на моих глазах убили мою семью. Но в другие моменты я думал иначе. Думал, что я наверное всегда был трусом, я таким родился, просто первые восемь лет моей жизни я жил, как цветок в саду, я не видел зла этого мира, мое мужество не подвергалось никаким испытаниям, потому-то я и не знал, что я никчемный трус, не понимал своей истинной природы…

Я погрузился в странное оцепенение и полудрёму, стоя у дверей чужого храма. И в этом полусне голос вдруг произнёс:

— Оставь. Творец любит тебя!

Я вздрогнул и очнулся. Огляделся вокруг, но двор храма был пуст.

Голос принадлежал какому-то старому человеку, он говорил с теплотой и сердечностью. Мне этот голос был незнаком, я его раньше никогда не слышал.

Может быть сам Творец наконец-то заговорил со мной?

Нет, чушь. Творца не существует. Да и с чего бы ему говорить, если он до этого все время молчал?

Теперь меня вдруг обуял великий ужас. Что же я хочу сделать? Стать вероотступником? Отказаться от почитания Великого, Незримого и Беспредельного Творца, чтобы поклониться побитой камнями девочке? Предать веру моего папы?

Что я хочу сделать…

Я так и не вошёл в чужой храм. Я в страхе побежал прочь, не зная, что делать дальше, куда направиться, как мне дальше жить мою жизнь. Я совсем запутался.

Глава 8: Как юноша посмотрел в глаза самой тьме и впервые в жизни проснулся

Ночь я провел под городской стеной. Я напился из фонтана, в Дафаре они работали даже ночью, и лег спать, забравшись в огромный и пустой сейчас тандыр пекаря, который днем продавал здесь питу.

Этот тандыр и стал мои личным адским котлом… Ночью ко мне снова пришли обычные сны — ужас, смерть, кровь и золотая крылатая дева с мечом. Но теперь в моих снах вдруг появилось нечто новое, впервые за все время — что-то очень темное стояло за всеми кошмарными картинами и глядело мне прямо в сердце.

Проснувшись еще до рассвета, я запомнил только огромные блестящие белки глаз того, что смотрело на меня из моих снов.

Утром, голодный и грязный, я отправился на стоянку караванщиков, и мне повезло. Один из купцов, караван которого уходил сегодня, как раз потерял погонщика — тот непочтительно вел себя по отношению к рыцарю, за что и был растоптан конём.

Я не имел дел с верблюдами уже восемь лет, но в детстве отец успел обучить меня всему что нужно — как гнать верблюда через пустыню, чтобы доехать быстро и не загубить зверя, как управлять верблюдом — этим кораблем сухих песчаных морей.

В нашей стране этому учат каждого мальчика, в семье которого держат верблюдов. А в моей семье верблюдов было много, не зря же моего отца прозвали Джамалом Верблюжатником…

И мои руки и мой ум сейчас вспомнили, как чистить зверя щеткой, как заставить его опуститься, чтобы влезть ему на спину, как закрепить седло, как править уздой и как вести за собой других верблюдов — у которых нет всадника.

Руки и ум вспомнили, и это было радостью для меня, я как будто вернулся на миг в мое светлое детство.

Купец-караванщик поглядел, как я управляюсь с верблюдами, и кивнул:

— Ладно. Сойдет. Едем до Джамалии. Денег не заплачу, но кормить и поить буду. Потеряешь хоть одного верблюда или если хоть один зверь заболеет — высеку и прогоню тебя вон. Прямо в пустыне.

Я согласился, я был рад даже этому. Мне