Три комнаты под березой - Ирина Игоревна Седова Страница 23

— Ты что это такое сегодня принес? Что оторваться не можешь? — услышал он собственный голос.

— Это? Смартфон называется. Этот дивайс умеет картинки разные показывать, что в мире делается.

— Дивайс? — изумился лесной обитатель.

— Ну, приспособа такая техническая, у которой внутри разные схемы и приблуды, которые действуют непонятным образом. Его лучше не вскрывать, а то он умрет и ничего показывать не будет.

— Ну понятно: как животное. Тем тоже если разорвать туловище и выпустить кровь, то они перестают дышать и функционировать.

— Угу. Смотри: я сейчас тебя сфотографирую, и ты увидишь, как ты выглядишь.

— Ну, свое лицо я видел в стоячей воде после дождя.

— А в полный рост?

— Тоже видел. В реке. Там есть ивы над омутом, за ветви которых можно держаться и отразиться. Ты же сам пробовал поймать такой момент!

— Угу. Только там течение, и изображение рябит. Искажается. А здесь я могу снять тебя не только как ты висишь или стоишь, а еще как ты движешься. «Видео» называется… Встань вон туда в центр поляны и что-нибудь сделай.

— Что?

— Ну… Попрыгай или потанцуй.

Юный лесовик засмеялся:

— А разве сегодня две недели после летнего солнцестояния, что я танцевать обязан? К тому же, светло очень и музыки нет… О, идея! Я сейчас достану твою свирель, и ты снимешь, как я на ней играю.

И он достал И заиграл. Заиграл с упоением, как он это делал всегда, когда думал, что его никто не слышит, кроме ветра в ветвях. Это была весенняя песня, песня пробуждения природы, песня ликования и радости — его друг Матвей приехал сюда на каникулы, и они вновь встретились после долгого зимнего перерыва.

Он не смотрел по сторонам, он весь ушел в себя, в музыку. Он не чувствовал пальцев, он не чувствовал ступней ног или своего тела — он воспарял, вбирая в себя свежесть раскрывающихся почек и вплетая в исходящие из своих губ звуки любовное трели птиц.

Он очнулся, когда на плечо ему легла рука матери.

— Довольно! — произнесла та мягко. — Взгляни, что ты натворил!

Он повернул голову и посмотрел на своего человеческого друга. Матвей стоял, опершись на каменный алтарь, и скупая слеза катилась по его щеке. И все лицо его отражало изумление — и страх.

— Что с тобой? — спросил юный лесовик удивленно. — Ты сломал свою штуку, и теперь тебя будут за нее ругать?

— Нет, все нормально, — быстро ответил Матвей, нажимая на что-то в своем «дивайсе». — Просто мне показалось… А кто это был рядом с тобой? И куда она делась?

— Спряталась. Это была моя мать. Я же тебе говорил: она избегает людского общества. А чего ты испугался? Я так ужасно играл?

— Нет, наоборот, — отвечал Матвей. — Я такого еще никогда не слышал. Это было лучше, чем… Лучше всего! И мне показалось, будто лес ожил. Помнишь, я однажды рассказывал тебе про мавок? Сейчас я их видел, вот!

— И ты решил, что умираешь?

— Ну да!

— Это были всего лишь глюки. Я больше не стану при тебе играть на свирели. А ты… ты обещал показать мне, что такое видео. Покажи!

Увидеть себя со стороны было интересно. На живой движущейся картине стоял самый обычный человеческий мальчишка-подросток и играл на свирели, звуки которой, как оказалось, необычный прибор тоже записал, хотя и не совсем точно. Впечатление было такое, словно к живой музыке привмешалось нечто-то неприродное, похожее на звуки, которые доносились от машин, иногда проезжавших по дороге мимо холма. Изображение было ясным, четким, словно в тех книжках, которые хранились в тайнике под камнем. И только в конце оно вдруг задрожало, размылось… березы вокруг поляны начали слегка двоиться…

— А я уже поверил, что мне действительно показалось, — с испугом проговорил Матвей, смотревший видео рядом со своим другом. — Значит, они действительно существуют. Мавки, то есть…

— Ну, даже если и существуют, так что? — пожал плечами юный лесной обитатель. — Не надо быть слишком впечатлительным, вот и все. Ты же сам говорил, что пока тебе не исполнится семнадцать лет, они тебе ничего не сделают.

— А вдруг…

— Никаких вдругов, особенно если ты сотрешь эти картинки со своего «дивайса» и их никто больше не увидит. Мавки очень пугливые, они не захотят, чтобы на них приходили глазеть все кому не лень, и если такое случится по твоей вине…

— Их месть будет ужасна, да? Ну тогда вот смотри сюда: я нажимаю на кнопку «Delete» — и этого видео больше нет. Хотя жаль, конечно. Неужели ты сам себе не понравился?

— Понравился. Очень. Но здесь, в этой роще делать картинки нельзя… Хочешь забыть то, что на том видео было?

Матвей подумал немного.

— Хочу. Вдруг я нечаянно проговорюсь, и попаду под проклятье духов? А как это сделать?

Юный лесовик поразмыслил. Он вспомнил, что рассказывала мать о способностях мавок. Проверить, настоящий ли он мавка, было интересно…

— Возьми меня за руки и гляди мне в глаза. И повторяй за мной: «Хочу забыть, как Лешак играл на свирели, а я его снимал.»

— Хочу забыть, как Лешак играл на свирели, а я его снимал, — послушно повторил Матвей.

— «Таких картинок на моем смартфоне не было».

— Таких картинок на моем смартфоне не было…

Юный лесовик отпустил руки друга и отвел глаза.

— Ты меня о чем-то спрашивал? — произнес он, скрывая неловкость.

— Угу. Я хочу тебя сфотать и снять на видео. Встань вон туда в центр поляны и что-нибудь сделай.

— Здесь нельзя фотать и снимать видео. Пошли в другое место…

* * *

Руслан проснулся, но грёза не хотела его отпускать. Во сне он вспомнил самое счастливое время своей жизни, время беззаботного детства, и жаль, что всего лишь через год оно закончилось. И закончил он его сам, потому что соблазненный картинами, открывшему ему благодаря подаренному его человеческим другом Матвеем дивайсом, захотел погрузиться в эти картины в реальности, побывать в людском мире — в общем, стать человеком.

И получилось все как всегда внезапно. В тот год, когда Матвею исполнилось 15 лет, он уговорил своего лесного друга пойти к нему в гости.

— Дедушка давно хочет с тобой познакомиться, — сказал он. — И бабушка тоже. А то они начали уже думать,