Компания «Охотники на монстров» - Ларри Коррейя Страница 8

До этого, правда, меня еще неделю продержали в больнице. Оказывается, когда человек умирает, пусть даже на пару минут, это стресс для всего организма. Врачи удивились, что я вообще ожил. Когда я спросил одного доктора, сколько крови потерял, он ответил с иронией: «Почти всю».

Лечение, в общем, состояло из того, что я учился шевелиться так, чтоб швы не разошлись. Постепенно силы вернулись, получилось даже пару футов пройти на своих двоих и переварить немного больничной еды.

Приходили детективы из далласской полиции. Они ничего не сказали ни о монстрах, ни о федералах, да и я не горел желанием эту тему поднимать. Копы считали, что Хаффман оказался каким-то чокнутым серийным убийцей: обдолбался фенциклидином и раздобыл четырнадцатидюймовый нож боуи. Я не сомневался, что мои новые друзья из ФБР нахимичили с местом преступления, чтобы оно поддерживало именно эту версию, без всяких вервольфов. Полицейские меня поблагодарили за то, что избавил мир от очень плохого человека, и сказали, что никаких обвинений против меня выдвинуто не будет, очевидная самозащита налицо. Мне даже пистолет вернули, когда офис прокурора разрешил.

Местные газеты писали о том, как я героически выстоял против серийного убийцы Сесила Хаффмана. Самое смешное, что они тиснули на первую полосу наши фотографии, и я уверен: обычные читатели думали, что маньяк-убийца как раз я – здоровенный молодой парень, мускулистый, смуглый, страшноватый и с глазками-буравчиками. Мистер Хаффман, наоборот, походил на жертву: толстый мужичок, менеджер среднего звена, с большими грустными глазами и тремя подбородками.

Но внешность бывает обманчива.

Лежа в больнице, я не пускал к себе репортеров. Не хотелось выдумывать историю, да к тому же я мог сказать что-то не то и разозлить ФБР. Даже на шоу Опры не пошел. Мама, когда узнала об этом, чуть голову мне не откусила.

Родные приехали прямо перед выпиской. Поймите меня правильно, я искренне люблю свою семью. Они хорошие люди. Чокнутые, но хорошие.

– Выглядишь дерьмово, парень, – вот первое, что сказал отец, увидев мое лицо.

Мой отец – честный гражданин, герой войны и бывший спецназовец. Все сослуживцы его уважают, но дома он всегда был замкнутым, суровым и с нами, детьми, общаться не умел. В детстве я думал, что он нами недоволен и не особо-то нас любит, поэтому, чтобы завоевать отцовскую любовь, решил пойти по его стопам. А вот мой младший брат с этим справлялся иначе: бросил школу ради своей рок-группы, хотел играть хеви-метал. Когда я отучился на бухгалтера, они как раз заключили контракт с одним лейблом и занырнули в море диких тусовок и горячих фанаток. Где-то меня в этой жизни накололи.

Отцу, похоже, немного стыдно было, что меня, здорового молодого лося, умеющего стрелять (потому что он меня правильно воспитывал), отделал какой-то толстяк. Сожри меня Хаффман – отец бы сильнее переживал не о моей безвременной кончине, а о том, что один из Питтов лег в драке. В последний раз он так явно меня стыдился, когда мне дали от ворот поворот в армии из-за плоскостопия и того, что в детстве болел астмой. Тяжелый был для него день.

Он растил своих сыновей, надеясь, что они пойдут по его стопам. Даже имя мне дал в честь пистолета-пулемета Оуэна, спасшего ему жизнь где-то в Камбодже, на войне, которой официально никогда не было. Ему нравилось имя, да и пушка здорово выручила: помогла косить повстанцев-коммуняк, когда он оказался в глубине вражеской территории, хоть и была австралийской пукалкой старше него самого…

Да, я с детства помню все его истории.

– О, деточка! Бедный, бедный мой малыш! Как это случилось? Бедняжечка мой! – первым делом воскликнула мама и несколько минут душила меня объятиями и поцелуями, то и дело промакивая глаза салфеткой. Она у нас была единственным чувствительным человеком в семье. А еще выражала свою любовь, стараясь нас накормить, поэтому в детстве я был пухлым ребенком. В нашем доме недокормленный – значит недолюбленный, так что все Питты – люди здоровенные.

Они отвезли меня на квартиру и, к моему удивлению, решили остаться. Я пытался убедить их, что со мной все будет в порядке и помощь не нужна, но от парня, который еле ходит и весь в бинтах, как мумия, звучало это неубедительно.

Шли недели, я понемногу выздоравливал, и после нескольких осмотров швы наконец сняли. Признаю, я любил мамину стряпню, и моим ослабевшим мышцам обеды на три тысячи калорий здорово помогли, я начал снова набирать вес.

Расплата пришла в форме постоянных вопросов. А почему у тебя нет девушки? Когда же ты наконец женишься? Когда найдешь работу? Что же ты теперь собираешься делать?

После этого всегда следовало приглашение вернуться домой: там и хорошая работа, и славная девушка подвернутся!

Несколько раз заходили друзья. Мама взяла в прокате кучу фильмов. Я снова начал читать, параллельно просматривал объявления о работе.

Отец в основном играл в гольф.

Все это время та визитка лежала в тумбочке у моей кровати. Я все думал позвонить, но не мог себя заставить. Куда проще было не думать о мире, в котором существовали создания вроде мистера Хаффмана.

Но сложнее всего оказалось об этом молчать.

Однажды вечером позвонил мой брат Мош. На самом деле его звали Дэвид, но, кроме родителей, никто давно его так не называл. Так как он, кроме меня, ни с кем больше в семье не общался, да и то редко, о моем «несчастном случае» он узнал поздно и тут же позвонил, требуя подробностей. Мы поболтали, я скормил ему версию ФБР. Мне ужасно хотелось рассказать Мошу правду, но получить пулю в лоб от федералов не улыбалось, так что я сдержался.

Я спросил, как он. Оказалось, хорошо: его группа «Безумная овощерезка» собиралась выпустить в следующем месяце новый альбом «Держи свинью крепче». Он обещал прислать мне кассету и VIP-пропуска, когда концертный тур приведет их в Даллас. Если меня до этого не прибьют, конечно. Я пообещал, что постараюсь дожить.

Мои родители все же собрались лететь домой, и накануне вечером отец вдруг отвел меня в сторонку, поговорить. Дождался, пока мама займет кухню, готовить очередной ужин из четырех блюд, и поманил меня в гостиную.

– Оуэн, нужно поговорить.

– Конечно, пап. Что такое?

Отец нечасто изъявлял желание со мной поболтать. Обычно он просто отдавал приказы, но сегодня как будто нервничал.

– Слушай сюда, сын. Скажу тебе прямо: я знаю, что ты не все нам рассказываешь.

– Чего? – Это было внезапно. – Ты о чем?

– Видел твои ранения. Я знаю,