Гоцюй - Джин Соул Страница 8

– Глупый цыплёнок, что ты так разволновалась? – засмеялась мачеха.

– Но ведь нельзя никому показывать свои крылья, – пробормотала А-Цинь.

– Мы обе женщины, что такого? – возразила госпожа Цзи. – Повернись и дай на тебя посмотреть.

А-Цинь успокоилась немного, но всё-таки спросила:

– Ты ведь не расскажешь отцу?

Мачеха уверила её, что ничего подобного не сделает, и тогда девочка повернулась к ней спиной. Глаза госпожа Цзи недобро вспыхнули. Крылья были завораживающе красивы, золотой отблеск пробегал по оперению мягкими искрами. Ах, если бы у неё были такие…

– Какие же красивые у тебя крылья, – совладав с завистью, сказала госпожа Цзи и разрешила А-Цинь их спрятать.

– Я на самом деле новая Цзинь-Я? – неуверенно спросила девочка, справившись.

– Хм… – отозвалась мачеха. – Никто точно не знает, дар это или проклятие. Но ты родилась с редкими крыльями.

– А то, что говорила тётушка Кукушка…

Госпожа Цзи пренебрежительно фыркнула:

– Полоумная старуха. Что она понимает? Гора стоит прочно, она не может пасть. Не обращай внимания на то, что говорят другие. Ты должна слушаться меня и твоего отца, ясно?

– Да, матушка, – послушно кивнула А-Цинь.

После того дня А-Цинь почти каждый день тайком выпускала крылья и хлопала ими. В них чувствовалось особое напряжение, когда она это делала. Это была жажда полёта. Но в маленькой комнате негде было развернуться, и А-Цинь подумала: «А если полностью превратиться в птицу?»

Цыплят ещё не учили превращению, но она была сообразительной и скоро догадалась, как это сделать. Она поглядела на себя в зеркало. Птица, в которую она превратилась, была вся из золота, даже лапы и клюв золотые. Птица была большая, но её размер позволял взмахнуть крыльями и полететь. Но А-Цинь не рассчитала и ударилась головой о балдахинную балку, и летать ей сразу расхотелось. А-Цинь превратилась обратно в девочку и схватилась за разбитый лоб. На пол закапала кровь.

– Ай-ай-ай! – захныкала А-Цинь от боли.

Кровь повела себя странно – вспыхнула рубином и скатилась в несколько горошин, затвердевая. А-Цинь нерешительно тронула их пальцем. Они не рассыпались от её прикосновения. Они походили на пилюли.

– Сяоцзе! – воскликнула нянька. – Что с твоим лбом!

А-Цинь вздрогнула и обернулась. Она и не заметила, как та вошла.

– Ударилась, бабушка Воробьиха, – поспешно сказала девочка, поднимаясь на ноги и крепко сжимая пилюли в кулаке.

Но у старой воробьихи было острое зрение, она заметила, что девочка что-то прячет, и велела показать. А-Цинь пришлось разжать ладонь. Нянька потрясённо уставилась на рубиновые пилюли:

– Твоя кровь превратилась в это?

– Да, как ты поняла? – удивилась девочка.

– Сяоцзе, никому об этом не рассказывай, – строго велела нянька. Она была стара и суеверна.

– Почему?

– Птицы могут счесть это дурным знаком.

А-Цинь пообещала, что никому не расскажет, и подставила лоб, чтобы старая воробьиха обработала рану. Поворчав на неуклюжесть девочки, нянька ушла.

«Нужно их спрятать», – подумала А-Цинь, разглядывая рубиновые пилюли. Она было решила пойти в сад и закопать их в землю, но потом ей пришло в голову: «А что, если их съесть? Это же моя собственная кровь».

Так она и сделала – проглотила пилюли одну за другой. Птицы глотали зерно, любой цыплёнок это умел. Ничего не произошло, и А-Цинь легла спать.

Утром нянька пришла, чтобы разбудить её в школу, но, взглянув на девочку, воскликнула:

– Сяоцзе, твой лоб!

Судя по возгласу, у А-Цинь должны были за ночь рога на лбу вырасти, не меньше. Девочка обеспокоенно кинулась к зеркалу, но на лбу ничего не было. Ни синяка, ни ссадины.

А-Цинь, поразмыслив, решила, что её кровь волшебная и может исцелять раны. Об этом явно не стоило говорить вслух.

– Зажило за ночь, – небрежно сказала она няньке, потерев лоб, но про себя решила, что нужно будет проверить, на самом ли деле кровь целебная.

Отделавшись от няньки, девочка превратилась в птицу. Биться головой об стену она не стала – больно всё-таки! – но вместо этого клюнула себя в грудь. Брызнула кровь, скатилась горошиной.

А-Цинь с самым серьёзным видом прикусила кончик пальца и принялась экспериментировать. Как оказалось, ничего не происходит, если приложить рубиновую пилюлю к ране, но стоило её проглотить – и ранка скоро затянулась, оставив едва заметный шрам. А-Цинь потрясённо уставилась на палец и прошептала:

– У меня волшебная кровь. Я на самом деле новая Цзинь-Я…

Вот только в легендах о Цзинь-Я ничего не говорилось о волшебной крови.

13. Помолвка

А-Цинь шёл пятнадцатый год. Даже стараниями мачехи веснушек у неё на лице не убавилось: отбеливающие крема, которые посылала госпожа Цзи, девочка потихоньку выкидывала. Быть может, если она останется некрасивой, отец не выдаст её замуж?

Но «хоть рябая, хоть косая, женщина горы Певчих Птиц должна получить себе мужа», так гласили законы певчих птиц. Конечно же, глава Цзинь ни за что не согласился бы отдать свою дочь в наложницы, как делали отцы других некрасивых девочек.

– Красоты у неё нет, – сказал он госпоже Цзи, которая осторожно ему на это намекнула, – зато есть положение. Она наследница клана фазанов и горы Певчих Птиц. Любой почтёт за честь стать её мужем и войти в семью Цзинь!

– Конечно, – согласилась госпожа Цзи, – но не следует выбирать слишком придирчиво, тогда разница между ними будет очевидна. Лучше выбрать жениха попроще.

Весной на горе Певчих Птиц заговорили о помолвке наследницы Цзинь. Глава Цзинь устраивал праздник, на котором выберет дочери жениха, пригласили всех выдающихся холостяков подходящего возраста. Но злые языки поговаривали, что глава Цзинь уже кого-то выбрал и это будет день не выбора жениха, но его объявления.

Тем не менее, желающих породниться с кланом Цзинь было много, и не все считали А-Цинь некрасивой девочкой. У неё было миловидное личико, и веснушки его не портили, что бы ни говорила мачеха.

Птицы перешёптывались, гадая, кого выберет – или уже выбрал – глава Цзинь.

– Вряд ли это будет кто-то из влиятельных кланов, – со знанием дела сказал воробей. – Говорят, что мужа дочери возьмут в семью.

– Но она золотая птица, – возразил ему зяблик, – негоже выдавать такую за сына непритязательного клана. Фениксу под стать Жар-птица.

– Какие фениксы и жар-птицы, – усмехнулся кулик, – они всего лишь фазаны. Золотое оперение ещё ничего не значит, даже у павлинов под хвостом, хе-хе… Ну, вы и сами знаете.

Птицы сдержанно захихикали.

А у женщин были свои разговоры.

– Она добрая девчушка, – сказала трясогузка, – лучше бы ей попался хороший муж.

– Она наследница клана Цзинь, кто посмеет её обижать? – возразила варакушка.

– Мачеху её это не останавливает, – усмехнулась трясогузка.

– А разве они не в добрых отношениях? – удивились те, кто стоял рядом.

– В добрых, в добрых, то-то у неё глаза каждый раз зеленеют, стоит увидеть падчерицу.

– С чего ей завидовать?

– А с чего бы не завидовать? Она курица, забравшаяся в гнездо фазанов…

Услышав, что они сплетничают, мужчины на них прикрикнули, и женщины умолкли, но продолжали красноречиво переглядываться.

Чета Цзинь между тем вывела А-Цинь к гостям. Хоть девочка по-прежнему не снимала траура, одежда была ей к лицу. Веснушки на лице выглядели особенно трогательно, тем более что девочка явно не горела желанием становиться чьей-то невестой и выглядела угрюмо.

– Сегодня я выберу жениха для моей дочери, – громко сказал глава Цзинь.

Расхваливать дочь, как было принято на помолвках, он не стал, тем самым подчеркнув разницу в положении между кланом Цзинь и всеми остальными. Птицам это не слишком понравилось, но они вынуждены были смолчать.

– Это будет… – Глава Цзинь сделал паузу, чтобы придать значимости своим словам, и сказал: Третий сын клана бойцовых петухов.

Ответом было потрясённое молчание. Третий сын клана бойцовых петухов был высоким, широкоплечим, с большими руками – как и все бойцовые петухи. Внешность у него была непримечательная, взгляд не на чем остановить. Он с глуповатой улыбкой вышагнул вперёд и поклонился будущему тестю.

А-Цинь он не понравился, лицо её застыло. Нет, в его внешности не было ничего уродливого, да и характер, судя по всему, у него был хороший, но всё же мысль,