Головы с плеч - Зои Хана Микута Страница 7

Они посмотрели наверх.

Икку вырвало.

В то утро она не стала есть приютские булочки, и поэтому на платье Каро попала только прозрачная едкая жидкость.

Каро этого даже не заметила. Она подняла голову, Икка увидела ее белую шею – «Как она может смотреть?» – и повторила ее движение. И посмотрела снова.

Кожа была укреплена высоко на стропилах кухни Муров. Свет падал откуда-то сверху, из окна в потолке, и проходил сквозь нее, подсвечивая пурпурные и синие кровеносные сосуды. Кожа провисла под тяжестью костей, которые еще держались на плоти за счет сухожилий несмотря на то, что тело было развернуто. Над обеденным столом, стоявшим в центре кухни, висела грудная клетка, выступавшая из тонкой бледной вуали. Ребра походили на растопыренные пальцы. Позвонки были вытянуты в прямую линию, но расстояния между ними были больше, чем в нормальном скелете. Там, где плоть касалась стропил, от перегрева она превратилась в нечто вроде клея, который и удерживал тело; этот «клей» постепенно стекал вниз. Икка не могла поверить в то, что она не почувствовала этот запах сразу. Наверное, из-за дыма. Но теперь она его чувствовала. Теперь она не могла перестать чувствовать его.

– Икка, – прошептала Каро тихо и очень спокойно. Каро ничего никогда не делала тихо и спокойно, поэтому Икка испугалась, а она уже и без того была так испугана, что ее едва не вырвало от звука собственного имени. – Это гнездо.

Святые не могли перебираться через Стены.

Кроме тех случаев, когда их приглашали внутрь.

Кроме праздничных дней.

Это могла быть только она.

Икка едва дышала.

– Это Кэт Пиллар.

Кэт Пиллар.

Святая, которая сейчас должна была находиться на другом конце Округа, развлекать народ. Под контролем Белой Королевы.

И тогда Икка увидела это. Она увидела, как Каро говорит, что они должны бежать, и увидела, как сама говорит «да» и как потом они доживают свои жалкие бесцветные жизни, ненавидя себя за это. Настанет благословенный день, когда она умрет, и в последнее мгновение перед смертью Икка вспомнит этот момент, плоть, упавшую ей на лицо, свою трусость, и Текку, и то, как они покинули Текку. Потому что развернутое тело у них над головами было не Теккой, а ее матерью, потому что это ее обветренное, покрытое морщинами лицо ухмылялось где-то там, за грудной клеткой.

И все равно Икка безмолвно умоляла Каро: «Скажи, что мы должны бежать». Иккадоре Алисе Сикл было очень, очень страшно. Если бы сейчас ей позволили уйти из этого дома, она бы согласилась прожить жизнь с чувством вины и ненавистью к себе. Она была готова на все, только бы бежать, забраться под свое тонкое одеяло, скрючиться на жестком матрасе и притвориться, что ничего этого не было.

Она была готова на все, кроме одного. Она не желала произносить это вслух. Она не могла произнести это вслух.

Она не могла поступить так с Теккой.

И Каро тоже не могла. Поэтому Каро сказала:

– Смотри под ноги.

Следовало передвигаться тихо, очень тихо. Они прошли среди луж крови, под развернутым телом Ханны Мур, вышли в столовую, которая была пуста, потом в коридор, в котором находились близнецы, братья Текки. До того, как их развернули, они были такими маленькими, что могли вдвоем спрятаться под плащом Икки. Дыма здесь было меньше, и поэтому именно здесь Икка и Каро перестали дышать. Они просто наполняли свои легкие, стоя под близнецами, тела которых, оказавшиеся удивительно длинными, были намотаны на люстры.

В конце концов они двинулись к лестнице. Оттуда, со второго этажа, доносились шаги и какой-то мерный глухой стук.

Икка была на шаг впереди Каро, и поэтому они увидели пол второго этажа примерно в одно и то же время, и как раз в этот момент Святая появилась в дверях спальни, расположенной в дальнем конце коридора.

Они застыли.

Святая Катарина Пиллар стояла на пяти из шести пар рук и на пятках, и все семьдесят ее пальцев были алыми и блестящими. Она была обнаженной, неестественно высокой, и у нее совсем не было жира, если не считать выступавшего брюха – сегодня она себя в пище не ограничивала. Кости выпирали под серой кожей, и там, где острые ребра прорывали ее, из тела Святой вместо крови сочилась магия. Магия была черной и вязкой – Святой было больше ста лет, и хотя Пиллар не была мертва, ее магия давно должна была умереть, засохнуть, как лесной цветок под палящим солнцем.

В передней паре рук висела Текка.

Ее голова была безвольно откинута назад, ноги едва касались ковра, на котором медленно расплывалась лужа крови. Рана находилась на голове, где-то среди вьющихся каштановых волос.

Икка испытала такое ощущение, как будто кто-то обстругивал ножом ее ребра, и открыла рот, чтобы закричать.

Каро бросилась к ней и закрыла ей рот ладонью; прижавшись лицом к ее спине, подавила собственный беззвучный всхлип.

Губы Икки под рукой Каро шевелились. Ее собственная магия заполняла щели между зубами, серебристая капля выступила в уголке рта, и когда Святая взглянула прямо на девушек, она их не увидела. Икка успела схватить Каро за руку и натянуть на них обеих тень от лестницы.

Но это было все. Перемещение через тьму, этот жалкий фокус, – это было все, что она умела. Она не могла даже пошевелиться, иначе заклинание «сползало» с нее. Замерев, они смотрели, как Святая забредает в ближайшую к ним спальню, спальню Текки; в следующую минуту они услышали глухой удар – наверное, она уронила Текку на пол, потому что затем она вернулась в коридор с пустыми руками.

У Пиллар было пустое, бессмысленное, не запоминающееся лицо. Без всякого выражения она оглядела свои ребра, и множество рук провели пальцами вдоль ребер, по выступавшей магии. Милостивые боги, на свете осталось столько Святых, слишком много, чтобы запомнить их всех, если не считать самых жутких. Вроде той, которая стояла сейчас в коридоре. Икка невольно вспомнила ее историю. Магия Катарины была связана со стихиями; эта ведьма, повелевавшая пламенем, спасла множество людей во время чумных набегов. А теперь она разворачивала этих же людей, как нити с катушки, и ткала из них гнезда, яркие и горячие. Подергиваясь, как насекомое, Пиллар боком подобралась к стене и принялась изображать руны, которые немедленно начинали дымиться; она прикладывала лицо к каждой руне, делала глубокий вдох, и веки над запавшими карими глазами подрагивали при