Головы с плеч - Зои Хана Микута Страница 6

Она снизилась, сложила крылья и села на скользкий камень у края водопада. Осторожно приблизилась ко входу в пещеру, заглянула внутрь и увидела Святого – которого некоторые называли Киллианом Таттлом, но которого Каро назвала сейчас про себя мерзким уродом. Святой был занят: он искусно расчленял скелеты, рядами раскладывал по полу ребра, изображал какие-то извилистые дорожки из фаланг. С кутикул Святого капала его черная магия, пачкая белые кости, которые он с таким тщанием раскладывал.

Он творил какой-то ритуал. А может быть, просто украшал свое жилище – Кэресел не любила делать предположения без достаточных оснований. Однажды она видела, как Святая высаживает сад; Кэресел решила бы, что перед ней просто какая-то девочка, если бы дело не происходило в центре Страны Чудес. Приглядевшись, она поняла, что «девочка» бросает в землю не семена, а зубы. И, конечно, все стало ясно, когда Святая почуяла ее запах и нырнула в землю, как в пруд.

Каро могла уверенно предположить насчет Святых только одну вещь, не боясь показаться идиоткой: рано или поздно Святой попытается кого-нибудь сожрать. И, разумеется, еще одно. Она уже давно раздобыла положенные четыре головы Святых и получила право вернуться из изгнания; и теперь она была уверена в том, что за очередного убитого Святого ей заплатит Хэтти Новембер Ккуль, Червонная Королева, молодая правительница Исанхана, ее дражайшая онни[15].

Каро вернулась в собственное тело. Справившись с судорогой, она ощутила, что у нее во рту снова появились зубы, ухмыльнулась и поднялась на ноги. Да, черт побери; Кэресел любила эту работу, потому что Кэресел любила деньги. Она любила вещи, особенно блестящие вещи и тяжелые вещи – металлические кольца, обувь с хорошими, толстыми подошвами и латунными пряжками, свитера из кожи целого ягненка, теплые плащи с капюшонами, которые буквально придавливали ее к земле. И еще она любила свою квартиру в Округе Петра, любила балкон с железными перилами, с которого открывался вид на изящные шпили Университета Петры. Все это так отличалось от сиротского приюта в Астаре! Она пришла в приют, не имея никакого имущества, кроме надетой на ней одежды. В детстве и юности у нее не было ничего. Только представьте себе, какой гордой она была бы, если бы выросла среди тонн блестящих вещей! Даже жалкие маленькие ножички, которые выдали им с Иккой перед тем, как выгнать в Страну Чудес, согрели сердце Каро.

– Итак, – прошептала она, слегка шепелявя из-за магии, которая заполнила рот.

Потом она откинула голову назад, капюшон упал, и грива светлых волос задела прибрежные кусты. Каро нанесла на веки черные тени, нарисовала стрелки, а ресницы накрасила красной тушью – да, она любила украшать себя перед охотой, – и из-под этих черных век и алых ресниц она оглядела берег реки и почувствовала, как магия поет в ее молодом, таком молодом теле. Ей всего двадцать один год, и сила еще причиняет ей боль. Но боль ничем не отличается от всего остального. Боль она могла обмануть.

– Какая же сегодня прекрасная ночь.

Глава пятая

Год 0089, Зимний Сезон

В живых остается 1104 Святых

Всегда Кэресел и Иккадора. Икке нравилось, как это звучит. Всегда Иккадора и Кэресел…

Девчонки с тонкими руками и ногами, острыми зубами, всегда державшиеся в стороне; другие девочки-сироты, с которыми они делили кров, нагоняли на них скуку, и поэтому они игнорировали остальных. Остальные были вполне милыми, но этих двоих никогда не интересовали милые и приятные люди, и сами они не стремились стать милыми и приятными – эти черты казались им жалкими. Родители обеих умерли во время эпидемии соляной лихорадки, когда девочкам было по шесть лет; обе переступили порог приюта вечером того дня, когда тела сожгли на погребальном костре. Они намеренно отстранились от всех и по своей воле превратились в изгоев.

Только после того, как они поступили в школу и встретили Текку Мур, их стало трое; и эти трое захотели получить больше от жизни и от себя. Вскоре они уже проводили целые дни вместе, а по вечерам, вернувшись в приют, дрожали всем телом в кроватях после болезненных попыток практиковать магию. Но они улыбались и не смогли бы спрятать эти улыбки, даже если бы захотели. Их одноклассницы, все жители их Округа и всех прочих Округов были полными идиотами: они боялись неизбежной боли, которую причиняла магия. Боль была ценой могущества. Но эта цена была такой ничтожной!

Зимнее солнце скрывалось за облаками, дневной свет был тусклым, а это означало, что тени были слабыми, призрачными; и вот юные ведьмы снова очутились в небытии, но на сей раз в небытии было нечем дышать, и Икка с трудом тащила Каро сквозь это безвоздушное пространство.

Они вынырнули в реальный мир около железной печи, стоявшей в углу кухни Муров, рядом с прямоугольником утреннего света, падавшего через окно.

Они привалились друг к другу. Икка оттолкнула Каро. Она всегда отталкивала Каро и всегда притягивала ее ближе. Но только в те мгновения, когда Икка отталкивала подругу, она владела собой, ее руки подчинялись ей, двигались по ее воле. В остальное время они не слушались Икку, ими руководило желание.

В кухне было пусто и очень жарко. За окнами виднелись ветви деревьев, прежде усыпанные лиловыми цветами, но сейчас голые, тающие в красно-золотом пламени. Дым щипал Икке глаза, и она натянула ворот платья на нос; кроме того, после перемещения через тьму ее мутило. Каро под своим черным капюшоном была совсем зеленой, и взмокшие от пота бледно-желтые пряди с черными корнями прилипли ко лбу.

В кухне никого и ничего не было, кроме них двоих и кроме треснутой деревянной кружки, лежавшей на полу в лужице кофе.

И крови.

Крови, растекавшейся по кухонному столу. Крови, забрызгавшей обои с незабудками. По голубым цветам, едва различимым в дыму, стекали багровые струйки. Кровь просочилась в их туфли, пропитала их плащи.

Внезапно на бледной щеке Кэресел появилось кровавое пятно.

Каро подняла руку, коснулась пятна длинным тонким пальцем, и в этот момент что-то теплое упало Икке на лоб.

Икка ошиблась. На лице Каро, а теперь и у нее на лице, была не кровь. Каро отняла руку от лица, но капля приклеилась к пальцу; комочек размягченной плоти растягивался, растягивался, превратился в нить, потом эта нить лопнула, и руки Каро уже лежали на плечах Икки, ее лицо было совсем рядом,