Судьба Одина - Скотт Оден Страница 5

не легкая прогулка. Ты чувствуешь прикосновение каждого клинка, поцелуй каждого наконечника копья и стрелы. Быть убитым — это больно, длиннозуб. Не позволяй этим парням в залах убеждать тебя в обратном. Ты узнаешь, кто тебя убил, и захочешь немного отплатить, когда вернешься, запомни мои слова. Но таков наш путь, верно?

На губах Гримнира медленно появилась улыбка. Он посмотрел на них троих, как волк смотрит на свою добычу.

— О, да, это по-нашему, маленькая крыса. Что насчет еды? Кто контролирует мясо и медовуху?

— Послушай себя, — сказал Снага. — Ты говоришь как какой-нибудь высокопоставленный генерал, планирующий вторжение.

Гримнир наклонился вперед.

— Фо! Мне нравится знать, откуда я получу еду в следующий раз и чью задницу я должен поцеловать, чтобы ее получить! Ты и твоя Кошка, может, и достаточно опытные охотники, чтобы подстрелить пару поросят, но этот неумеха, — Гримнир ткнул пальцем в Блартунгу, — не производит впечатления каунара, умеющего приготовить эль. И это заставляет меня задуматься, где ты, маленькая свинья, его взял?

Снага прищурился.

— Иногда большие парни платят нам продуктами, которые мы не можем достать, особенно это касается народа Лютра в Скрелингсалре. Элем, медовухой, маслом и сыром. Мы приносим им диких кабанов и оленей, может быть, пару кроликов или немного болотных цыплят для обмена, или же добываем их другим способом. Мы, скраги, часто видим и слышим то, чего не должны, то тут, то там, и мы быстро делимся этим, если это значит, что в этом есть что-то для нас.

— Нар! Хитрые маленькие ублюдки! — Гримнир взял у Блартунги сапоги, натянул их и встал. Его гамбезон, некогда черный стеганый хлопок, покрытый ржавыми пятнами и все еще местами отсыревший, висел рядом с костром. Гамбезон он тоже надел. — Когда я устроюсь в Ульфсстадире, найдите меня. У меня найдется работа для всех вас, запомните мои слова. — Следующей он надел турецкую кольчугу. В отличие от прежних хауберков, этот Гримнир натягивал на себя как тяжелый плащ; по всей длине его украшали пряжки из меди и кожи, а грудь и живот укрепляли пластины из покрытой эмалью бронзы, каждая из которых была покрыта непостижимыми рунами сарацинского Востока. После этого он застегнул свой оружейный пояс, повесив на бедра топор и длинный сакс. — Клянусь Имиром, я отплачу вам за гостеприимство тем же.

Первый намек на то, что ветер принес неприятности, дала Кётт, которая с шипением проснулась. Вздрогнув, Блартунга вскочил на ноги. Снага тоже поднялся. Гримнир посмотрел на Кётт, чьи ножи сверкали в свете костра. Кошка нюхала, сверкая красными глазами. Гримнир тоже уловил запах — приторно-сладкий запах духов.

— Что это? — спросил Гримнир.

— Он здесь, да? — пробормотал Снага, взглянув в сторону Кётт. — Сколльвальд?

Кошка кивнула.

И из-за света костра Гримнир услышал раскат дикого смеха…

2 СКРАГ-ЛОРД

— Твой маленький питомец хорош, Снага, — произнес чей-то голос. — Очень хорош. Моему отцу не помешал бы такой охотник. Мы могли бы договориться о цене, ты и я.

— Кётт не продается, — ответил Снага. Его взгляд метался от Кошки к Гримниру и обратно.

В поле зрения появилась фигура. Гримнир увидел высокого каунара, стройного и мускулистого, как датский разбойник. У новоприбывшего были длинные черные волосы, причесанные, надушенные и скрепленные кольцом из кованого железа. Он был более смуглым, чем Гримнир, надменным и жестоким, и носил редкую среди своего народа короткую остроконечную бороду, собранную на концах бусинкой из резной кости. Он опирался на тяжелое копье с зазубренным наконечником; под роскошным красным плащом блестела кольчуга.

Новоприбывший снова рассмеялся.

— Все продается, маленький Снага. — Он оглядел Гримнира с ног до головы, и его губы искривились от неприкрытого презрения. — Все.

— Сколько стоит тряпье, которое на тебе надето, негодяй? — прорычал Гримнир.

Пришелец едва заметно сплюнул.

— Я разберусь с тобой через минуту, скрелинг, — сказал он; обращаясь к Снаге, он добавил: — Я пришел за гельтом, ты, грязный скраг! И я говорил тебе, что мой отец претендует на эту землю. Она была подарена ему самим королем Манаваргом. Так что, если ты и твоя маленькая банда свиней хотите на ней жить, платите гельт!

Хотя Снаге не хватало веса и мускулов, он не был лишен мужества. Он выпрямился во весь рост и посмотрел на новоприбывшего с решительной усмешкой на губах:

— И я говорил тебе, Сколльвальд, что твой драгоценный Манаварг не имеет никаких прав на эту землю, так что не ему ее отдавать! Ни твоему старому отцу, никому! Этот участок находится под защитой Лютра! Мы тебе ни хрена не заплатим!

Гримнир заметил, что улыбка Сколльвальда ни на секунду не угасла. Даже когда он двигался, выбросив вперед руку, словно разжимающуюся пружину, на его лице, обрамленном нелепой бородой, играла все та же снисходительная улыбка. Его копье метнулось вперед, маленькая Кётт отскочила в сторону, но Блартунга — толстый Блартунга — не был ни таким быстрым, ни таким удачливым. Копье Сколльвальда пронзило ткань, плоть и кости; тяжелый наконечник ударил Блартунгу в бок, заставив его с воплем агонии упасть на колени. Однако, прежде чем Снага или Кётт успели нанести ответный удар, Сколльвальд резко повернул копье и отвел его назад, с наконечника капала черная кровь. Он направил его на двух оставшихся скрагов.

— Где теперь защита этой крысы Лютра? Сразит ли он меня, как я сразил твоего приятеля? Ха! Лютр — никчемный скрелинг! — Сколльвальд искоса взглянул на Гримнира. — Тебе лучше доверять бешеной собаке.

— Как тебя зовут, крикливая обезьяна? — спросил Гримнир.

Снага открыл рот, чтобы ответить.

— Это…

Гримнир остановил его резким жестом.

— Я не тебя спрашивал! Назови себя, свинья!

Новоприбывший расправил плечи:

— Ты не заслуживаешь моего имени, скрелинг! Но я сыграю в твою маленькую игру. Я Сколльвальд, сын Ганга Трехрогого, принц Каунхейма и предводитель Истинных Сынов Локи!

Гримнир фыркнул:

— И это все?

— Я был на правом фланге в Железном Лесу, шавка! Когда асы выступили против нас, желая прибрать к рукам детей Спутанного Бога, мы выступили против проклятого Тора!

— И Тор растоптал вас, так? И все равно забрал детей нашего лорда? — ответил Гримнир, и ледяная улыбка искривила его тонкие губы. — Это и есть источник твоей гордости? Ты считаешь себя могущественным, потому что не справился с поручением, которое возложил на тебя Спутанный Бог? Потому что сын Одина растоптал тебя? Фо!

Сколльвальд ощетинился.

— Тогда назови себя, скрелинг, если ты считаешь, что твоя кровь чище моей!

— Чище? Ха! — Гримнир рассмеялся. — Твоя кровь такая же черная и зловонная, как и у любого из нас, болван! Дела, а не