Гоцюй - Джин Соул Страница 36

– Ты сама это сказала.

А-Цинь напряжённо уставилась на их руки, сплетённые пальцами. Она и не замечала прежде, какие большие у него ладони. Такими и солнце можно закрыть. Она придирчиво осмотрела каждый палец, но не нашла и тени красной нити. Собственные пальцы тоже не порадовали.

– Как вообще что-то может появиться из ничего? – морща лоб, спросила А-Цинь.

– Всё появляется из ничего, – возразил У Минчжу глубокомысленно.

А-Цинь могла бы поспорить. Но У Минчжу уже прикрыл глаза и неясно, себе под нос начал напевать что-то на незнакомом А-Цинь языке. Его длинные ресницы трепетали, из-под них выскальзывали жёлтые сверкающие искорки, короткими вспышками озаряя царящий под сенью крыл полумрак. Она расслышала имя Цзинь-У и поняла, что У Минчжу произносит древние клятвы.

– Да я их ни за что не повторю, – проворчала А-Цинь. – На каком это языке?

У Минчжу оборвал песню и, не открывая глаз, проронил:

– Просто скажи, что соглашаешься со мной.

– Ага, откуда мне знать, что ты там наплёл предкам? – нахохлилась А-Цинь. – Вдруг это что-то вопиющее?

– Я же не выпь, чтобы вопить, – скаламбурил он, но А-Цинь его шутки не оценила и попыталась высвободить руки.

У Минчжу только крепче сжал пальцы и открыл глаза. В них опять было что-то тягучее, древнее, затягивающее в самую глубину… А-Цинь сглотнула.

– Я никогда не лгал тебе, – твёрдо сказал У Минчжу, – и не солгу. Клятва предкам произносится на языке Юйминь. Странно, что ты его не знаешь. Чему только учат цыплят на вашей горе?.. Я рассказал предкам о нас, попросил у них разорвать твою помолвку и даровать своё благословение на нашу. Я поклялся, что никогда не нарушу древней клятвы и даже не взгляну на других птиц, и что лучше умру, чем откажусь от тебя. Такая это была клятва. В общих словах.

А-Цинь, краснея ушами, проворчала:

– Но красная нить так и не появилась, значит, предки тебя не услышали?

– Так и ты ещё свою клятву не принесла, – возразил У Минчжу. – Произнеси это вслух, и навязанная тебе помолвка будет разорвана, а наша заключена.

«Будто ты мне не навязался», – подумала А-Цинь, с самым серьёзным видом обдумывая услышанное. Кажется, она заставила У Минчжу понервничать этим затянувшимся молчанием. Его сапоги заскрипели, так глубоко он впечатал их в землю.

– А что будет, если нарушишь клятву? – спросила А-Цинь.

– Сгнию заживо изнутри, – спокойно ответил У Минчжу. – Перья выпадут, крылья отсохнут, типун на языке появится. Непременно случится что-нибудь страшное – что представляется тебе самым страшным, то и случится. Предки читают наши души, как раскрытые книги. Они всё знают, даже наши самые потаённые мысли. И наши страхи в том числе.

А-Цинь передёрнуло, когда она представила это себе.

– Я знаю одного ястреба, который нарушил клятву предкам, – продолжал У Минчжу, – так он ходит с двумя бельмами вместо глаз, потому что всегда гордился своим острым зрением. Поделом!

А-Цинь невольно призадумалась. Чем гордится и чего страшится У Минчжу? А она сама? У Минчжу будто догадался, о чём она думает, и сказал с лёгким смешком:

– Вороны славятся мудростью. Нарушь я клятву, лишился бы ума и памяти.

А-Цинь скептически выгнула бровь. Мудрый ворон не попался бы в столь примитивную ловушку, как верёвочная петля. К тому же, она считала, мудрость приходит с годами, а У Минчжу сам только-только из цыплячьего пуха вылинял в перья, хоть и строит из себя взрослую птицу.

– Поклясться готов, что знаю, о чём ты подумала, – пробормотал У Минчжу.

– А мне и клясться-то нечем, – разочарованно сказала А-Цинь. – Ничего выдающегося во мне нет.

– Просто скажи уже, что соглашаешься с моими словами, – перебил он её нетерпеливо, потому что ему явно не нравилось, куда сворачивает этот разговор. – Любое согласие подойдёт.

– А можно просто кивнуть? – осведомилась А-Цинь.

– Нет. Предки должны тебя услышать. Вдруг они нас не видят? Кто их знает, какими они стали на Той Стороне…

А-Цинь прочистила горло, но всё равно смогла издать лишь какой-то задушенный писк и очень надеялась, что предки поймут, что это согласие, а не, скажем, икота. У Минчжу ведь это понял?

– Ну и где же… – начала А-Цинь и потрясённо умолкла.

Медленно, точно вырисовываемая невидимой кистью, на их пальцах проявлялась красная нить, завязанная в три оборота причудливым узлом.

– Я же говорил, – торжествующе воскликнул У Минчжу. – Предки нас услышали! Ты больше не невеста того петуха! Ты моя невеста!

А-Цинь осторожно поковыряла красную нить ногтем. Она была реальной – шёлковая нитка, очень прочная, такими расшивают праздничные покровы. Если верить У Минчжу, видеть её могут только они сами, но если приложить усилия, то можно показать эту красную нить другим. А-Цинь вприщур поглядела на него, ничуть не сомневаясь, что У Минчжу будет расхаживать по своей горе и хвастаться каждому встречному-поперечному.

– Так мы теперь жених и невеста? – спросила она вслух, размышляя, почему шатёр из крыльев всё ещё над их головами. Разве они уже не выполнили ритуал?

– Почти, – сказал У Минчжу. – Мы должны ещё кое-что сделать напоследок.

54. «А где же яйцо?»

А-Цинь так и не поняла, что они упустили. Вроде бы всё сделали: и за руки взялись, и крыльями соприкоснулись, и клятву принесли, и даже красную нить на пальцы в результате получили. Разве осталось ещё что-то несделанным?

На её помолвке с Третьим сыном и такого не было, просто собрали всех птиц и сказали им, мол, вот жених и невеста, празднуйте. Их с У Минчжу «помолвка» даже кажется более настоящей, чем та, прошлая, разве что засвидетельствовать её некому. Кроме предков, разумеется.

– Да мы вроде бы всё сделали уже, – проговорила А-Цинь задумчиво. – Что-то ещё на помолвке делают? Съесть нужно что-нибудь или выпить?

– Это на свадьбе, – возразил У Минчжу. – Съесть одного червяка на двоих…

– Что?! – потрясённо воскликнула А-Цинь. – Червяка?! Настоящего живого червяка?!

– Нет, – успокоил её У Минчжу, – не настоящего. Из клейкого теста. Но выглядит как настоящий…

А-Цинь потребовалось время, чтобы успокоиться. Если бы ей сказали, что нужно съесть настоящего живого червяка… Да ну её тогда, эту свадьбу!..

– Тогда что? – с растущим подозрением спросила А-Цинь. Кто их знает, этих воронов, что у них на уме?

У Минчжу, поразмыслив, пробормотал:

– Крылья, думаю, уже можно спрятать…

Он осторожно сложил крылья за спиной, и они рассеялись черноватой дымкой. А-Цинь тоже спрятала крылья. У Минчжу проводил их лёгким вздохом. Вот же странный ворон, сам же сказал их спрятать… И покраснел ещё отчего-то.

– Ты… – начала А-Цинь.

Но в этот момент У Минчжу наклонился и… поцеловал её прямо в губы. А-Цинь остолбенела. От его губ струился едва заметный сандаловый аромат, как от воскуренных благовоний. У птиц-мужчин на горе Певчих Птиц была привычка – жевать деревянные палочки или веточки. За У Минчжу она этого не замечала, но он мог просто не делать этого при ней…

Пуф! Мысли полопались воздушными пузырями. А-Цинь оттолкнула его. У Минчжу не устоял на ногах и плюхнулся на землю.

– Эй! – потрясённо воскликнул он.

Но А-Цинь его уже не слушала. Она закрыла лицо руками и умчалась прочь так быстро, что её и стрижи не догнали бы. Дома она нырнула под одеяло и свернулась там клубком, дрожа всем телом.

Как он мог так с ней поступить! Она ведь знала, что получается от поцелуев! Цыплята получаются! Как она объяснит другим птицам, что снесла яйцо?! Глупый, глупый ворон!!!

А-Цинь пролежала так весь вечер и незаметно для себя заснула. Сны ей не снились, но утром она подскочила, встрёпанная, припомнила, что случилось накануне, и рванула с себя одеяло, ожидая, что под ним окажется снесённое ночью яйцо. Она плохо себе представляла, как это происходит, но точно знала, что яйцо должно было появиться!

Но его не было. А-Цинь обшарила всю постель и даже под кровать заглянула – вдруг укатилось?

– Фух, пронесло, – выдохнула она.

А-Цинь тронула губы пальцами. Казалось, они ещё хранили сандаловый аромат