Гоцюй - Джин Соул Страница 20

– Лицо закрывать тебе тоже мачеха велела?

– Мяньша! – спохватилась А-Цинь. – Ты мне её так и не отдал!

– И не собираюсь, – спокойно сказал У Минчжу.

– Зачем она тебе? – удивилась А-Цинь.

– Не зачем. Просто не отдам и всё, – лениво ответил У Минчжу, разваливаясь обратно в небрежную позу.

У А-Цинь дома была другая, потому она не слишком переживала об утрате. Но какой же он всё-таки странный… Он прикрыл глаза, будто подрёмывая, но губы его продолжали кривиться. Он явно всё ещё прокручивал в мыслях рассказ А-Цинь об «уроке», а может, накручивал себя.

А-Цинь воспользовалась случаем, чтобы разглядеть его лицо. Смотреть на кого-то в упор считалось неприличным, но раз он закрыл глаза и не видит, что на него смотрят, то, наверное, нет ничего страшного в том, что она на него посмотрит немножко?

У него были длинные ресницы и необыкновенно чистая кожа – ни пятнышка! А-Цинь, лицо которой было покрыто зёрнышками веснушек, даже немного позавидовала ему: вот бы ей такое красивое лицо!..

– Тебе не кажется, – вдруг сказал он, не открывая глаз, – что смотреть на мужчину в упор не слишком прилично для женщины?

А-Цинь густо покраснела. Подглядывал он, что ли, из-под ресниц или просто почувствовал её взгляд?

– Да кому надо на тебя смотреть? – преувеличенно возмущённо сказала она.

Он усмехнулся и пробормотал:

– Ну, смотри, смотри… Смотри не влюбись.

Если бы он видел выражение её лица – и если бы его видела сама А-Цинь, – то понял бы, что предупреждение несколько запоздало.

30. Платок с вышивкой

Он не сказал, что прилетит снова, но А-Цинь отчего-то хотелось верить, что так и будет. Ей нравилось с ним говорить, хоть он и нелестно отзывался о мачехе.

– Ну, его винить нельзя, – сказала А-Цинь сама себе, – он ведь цзинь-у. Мы из разных миров.

Она нахмурилась. Ей отчего-то не понравилось, как это прозвучало – «мы из разных миров», – и она, помолчав, добавила:

– Мы с ним птицы.

Повторив это несколько раз, она приободрилась и достала платок, чтобы отстирать его. По-хорошему, следовало бы его после этого вернуть, но раз У Минчжу сказал оставить платок себе, то А-Цинь с чистой совестью уже считала его своим. Все её вещи были заперты мачехой в сундуках, платок был единственным, что радовало взгляд в этот момент жизни.

А-Цинь разбиралась в вышивке и могла сказать, что вышивальщица – настоящая рукодельница. Интересно, кто вышил этот платок для У Минчжу? Или все мужчины цзинь-у носят при себе расшитые платки?

Выстирав и высушив платок, А-Цинь озадачилась, куда его спрятать. Нехорошо будет, если кто-нибудь его найдёт. С первого же взгляда ясно, что это чужой платок. Если начнут доискиваться, то разузнают, что цзинь-у пробрался на гору Певчих Птиц, и непременно его изловят. А-Цинь тоже накажут, но её наказание будет уж точно легче, чем его: если его поймают, ему грозит неминуемая смерть. Нет-нет-нет, замотала она головой в ужасе, нельзя, чтобы кто-нибудь нашёл этот платок! И она решила всегда носить его при себе.

У Минчжу прилетел и на другой день. Увидев, что А-Цинь опять пришла в мяньше, он рассердился:

– Я ведь сказал тебе не закрывать лицо!

– Ты мне не указ, – важно сказала А-Цинь.

Бровь его дёрнулась, но вместо того, чтобы спорить, У Минчжу сказал веско:

– Если не снимешь, не покажу, что принёс тебе.

А-Цинь испытующе уставилась на него. Он стоял, держа руки за спиной, и явно что-то прятал. Любопытство и чувство приличия схлестнулись в яростной схватке, и надо ли говорить, кто потерпел сокрушительное поражение? А-Цинь вздохнула и сняла мяньшу, но тут же припрятала её, чтобы надеть обратно, когда У Минчжу улетит. Если бы не сделала этого, он бы опять её отобрал. У Минчжу неодобрительно качнул головой, конечно же, всё поняв, но решил, что для начала и это неплохо.

– Вот, – сказал он, протягивая ей на вытянутой руке глиняную миску с плавающим в ней цветком. – Это лотос.

А-Цинь удивилась не столько лотосу, сколько тому, как он умудрился принести миску, не расплескав при этом воду. Глиняная миска скользкая. Неужели у цзинь-у настолько ловкие и цепкие когти?

– Воистину устрашает… – пробормотала А-Цинь невольно и поёжилась.

У Минчжу был потрясён её реакцией.

– У-устрашает?! – воскликнул он. – Цветок лотоса устрашает?!

– А… нет… это я так… – страшно смутилась А-Цинь. – Лотос… Он красивый. Ты его с твоей горы принёс?

У Минчжу впихнул миску с лотосом ей в руки:

– Нет. Внизу есть лотосовый пруд. Много. Люди их любят. Любоваться. Есть. Бывают разные. Этот белый. Есть ещё розовые, и красные, и… Хм. Разве ты не должна поблагодарить меня за подарок?

– Спасибо, – послушно сказала А-Цинь, разглядывая цветок.

– Спасибо и всё? – недовольно уточнил он.

– Спасибо и что? – рассеянно отозвалась она.

– Разве ты не должна подарить мне что-нибудь взамен? – терпеливо намекнул У Минчжу.

А-Цинь призадумалась. По логике вещей, следовало бы, но…

– Но у меня ничего нет, – с искренним огорчением покачала она головой.

– Вышей для меня платок, – потребовал он тут же.

– Платок? Но… – смутилась А-Цинь. – Это неподобающий подарок.

– Почему? – удивился он.

– Платки женщины вышивают для мужчин…

– Ты не женщина, или я не мужчина? – высоко выгнул бровь У Минчжу.

– Женщины для своих мужчин, – сказала А-Цинь со значением.

Он издал пренебрежительный звук и обронил:

– Ерунда. Ты мой платок забрала. Было бы справедливо получить от тебя другой платок.

Прозвучало так, словно А-Цинь отобрала у него платок, а не он сам велел оставить его себе. А-Цинь это страшно возмутило. Но она не могла не согласиться, что дать другой платок взамен было бы справедливо.

– Хорошо, – согласилась она, – я вышью для тебя платок.

– А ты разве умеешь вышивать? – спросил он, прикрывая небрежностью радость в голосе.

А-Цинь даже обиделась:

– Все женщины умеют вышивать.

Это вернуло её к вопросу, над которым она уже размышляла ранее.

– А этот твой платок… – нерешительно начала она. – Кто его вышил?

– Мои сёстры, – сказал У Минчжу. – Одна вышила лотос, другая – ворона.

– Но тогда это был их подарок тебе. Разве можно его передаривать? – с неодобрением спросила А-Цинь. Но ей было немножко радостно, что платок вышивали для него сёстры, а не… кто-то ещё.

– Это мой платок, что хочу с ним, то и делаю, – небрежно сказал У Минчжу.

«Тогда он и мой кому-нибудь передарит», – подумалось А-Цинь, и лицо у неё на мгновение стало угрюмым.

У Минчжу как будто догадался о её мыслях:

– Но твой – это другое дело.

– Почему? – удивилась А-Цинь.

– Потому, – твёрдо сказал он. – И ещё… Если хочешь что-то спросить, не ходи вокруг да около, спрашивай прямо.

– Что? – не поняла А-Цинь.

– У меня нет невесты.

– Какое мне дело до того, есть у тебя невеста или нет? – вспыхнула она.

– Но ты ведь это хотела спросить, разве нет?

– Ещё чего! Мне было любопытно, кто вышил для тебя платок.

– Это одно и то же, – ухмыльнулся он.

– Вообще не одно и то же! Эй, хватит смеяться! Я разве сказала что-то смешное? – вспылила А-Цинь.

– Ты забавная, – сказал он, прикрыв рот кулаком. – Не такая, как другие девушки.

– А другие – какие? – невольно уточнила А-Цинь. Ей отчего-то казалось, что сравнение будет не в её пользу.

– Они докучают, – поморщившись, ответил У Минчжу, – не дают проходу…

– В невесты тебе метят, – догадалась А-Цинь.

Он, продолжая морщиться, кивнул:

– Не люблю докучливых женщин. За руки хватают…

– Стыда у них нет, – неодобрительно сказала А-Цинь. В «Поучении хорошим жёнам» было написано, что неприлично хватать мужчину за руку, даже если это твой собственный муж, что уж говорить о чужих мужчинах.

Настроение У Минчжу разом улучшилось. Он засмеялся и согласился:

– Верно, они бесстыдницы. И ни у кого не хватило бы духу запустить в наследника горы Хищных Птиц мотыгой.

А-Цинь густо покраснела. Это не тот поступок, которым стоило бы гордиться и о котором хотелось бы вспоминать.

– Ещё одна причина, чтобы ты мне платок